После ужина все разделились на маленькие группы и разбрелись по углам. Она сидела на подоконнике, когда Джеффри подошел к ней.
— Как поживаешь, сестренка? К сожалению, мы теперь так редко видимся. Ты совсем стала столичной дамой. Кстати, это платье сидит на тебе потрясающе. Элегантно и изысканно. Обе мои сестры сегодня просто неотразимы.
Памела глянула на Сьюзи, которая щебетала с Эриком в другом конце гостиной. Потом пожала плечами и что-то промычала в ответ.
С тех пор, как она вчера рассталась с Даниэлом, ее ум метался из стороны в сторону, чувства были в смятении.
Джеффри заметил, что с ней что-то не так.
— Что с тобой, сестренка? Ты чем-то обеспокоена. Неужели опять Даниэл Грант?
Зачем он произнес это имя, которое она так тщательно пыталась забыть?
— Я слышал, что он в городе, — продолжал Джеффри. — Кстати, я собирался навестить его, но сначала хотел бы переговорить с тобой.
— Навестить его? Зачем? — Памела удивленно раскрыла глаза.
— Сказать по правде, мне совестно перед ним. Да, я вел себя как последний дурак, но, если хочешь, я признаюсь тебе почему: я завидовал ему, чертовски завидовал его внешности, его таланту, его успеху у женщин. Мне не нравилось быть позади него. Но теперь меня беспокоит не только это. Из-за своей слепой зависти я мог навредить тебе.
— Мне? О чем ты, Джеффри?
— Когда ты была беременна…
— Я знаю, ты сказал ему, что я не хочу больше видеть его, — сказала она, заметив, что ее брату крайне неловко. — Мы с Даниэлом на днях говорили об этом. Я тогда и не подозревала, что ты знаешь о нас.
— Один наш друг видел вас вместе и сообщил мне и Джоу. Но это все, что Даниэл сказал тебе? Он не упомянул об остальном? Конечно нет, — сам ответил на свой вопрос Джеффри.
— О чем остальном? — У Памелы началось бешеное головокружение. Голоса гостей слышались, как из туннеля…
— Мне пришлось буквально вытащить из него все это, — продолжала Памела, глядя Даниэлу в глаза. — Но он во всем сознался.
— Во всем? — грубо переспросил он и потрогал пальцами шрам на брови.
— Даниэл, почему ты не сказал мне, что приходил второй раз? — Это был вопрос, упрек и сочувствие одновременно. — И почему ты не сказал, что был в парке в ту ночь, когда была гроза? Когда я… потеряла ребенка?
Ответ был ясно написан на его лице. Он отвел глаза в сторону, мучительно поморщился и прикрыл веки.
Ему больно, подумала Памела. Ему больно за ребенка. В ту ночь, в его машине, когда она рассказала ему, что потеряла ребенка, он тоже был потрясен и разбит этой новостью, потому что четыре долгих года верил, что она сделала аборт. Но тогда она была слишком ослеплена своим собственным горем и не заметила, что творилось с ним. Теперь ее глаза открылись.