Изабелла вскочила, обвела комнату беспокойным, ничего не понимающим взглядом, ощутила, что голова буквально раскалывается от боли, и слабым голосом ответила:
– Зайди, мама.
Миссис Морган прошла к окну, открыла занавески, впустив яркий полуденный свет, повернулась к дочери и ахнула.
– Изи, да ты точно заболела! У тебя наверняка температура поднялась!
Изабелла поморщилась.
– Нет, я в норме, только голова болит очень.
Мать присела на край кровати, провела рукой по спутанным каштановым волосам Изабеллы, внимательно заглянула ей в глаза, покрасневшие, с распухшими веками.
– Что случилась, маленькая моя?
– Да ничего, мам, правда ничего. Ночью почти не спала, а под утро задремала, и вот результат. А сколько времени-то?
– Начало первого. Я уже беспокоиться начала. Ты не завтракала, даже кофе не пила… Это уж совсем на тебя не похоже.
И действительно, Изабелла была тем, что принято называть кофеманкой. За день она выпивала не меньше десятка порций двойного эспрессо, причем две трети из них, как правило, до полудня.
– Да… – протянула она в ответ, чувствуя, как волнами накатывает головная боль, смешанная с тошнотой. – Сейчас я спущусь, мам, только умоюсь, ладно? И не тревожься, все в порядке.
Миссис Морган удалилась, мягко прикрыв за собой дверь, а Изабелла прошла в ванную и постояла под прохладным душем. О чудо! В голове стало проясняться, дурнота отступила. Но на их место, увы, вернулась память. Память о полученном письме.
– О-о-о… – простонала она и медленно сползла на дно ванны. – О, Ронни, милый мой Ронни, ну почему ты такой ветреный? Почему? Что во мне не так, что ты так быстро забыл меня и предпочел другую? И кто она, эта другая, эта счастливица? Чем она лучше меня? Чего же все-таки во мне не хватает, чего?
Она плакала долго, жалея себя и проклиная соперницу, которую даже не знала.
А сверху продолжала литься вода. Она-то и привела девушку в чувство минут через десять. Изабелла была настолько расстроена, что не почувствовала холода, но зато услышала, как стучат ее собственные зубы. Поначалу она даже не поняла, что это за странный звук, оглянулась, испуганно прикрыв грудь руками, и только потом догадалась. Быстро выскочила, обернулась в большое пушистое полотенце и забралась в кровать, не переставая выбивать зубами барабанную дробь.
Медленно, очень медленно она начала согреваться, но только снаружи. Внутренний холод оставался неизменным.
Изабелла ощущала такую пустоту, что ей было немного страшно.
На это, наверное, и похожа смерть, думала она, пытаясь свернуться в еще более плотный клубок. Холод и пустота…