Та преграда, которую она преодолевала без труда, а в случае могла и сломать, здесь не поддавалась совсем. Крепостной вал без единого изъяна. Стена.
Задумавшись, она начертила на снегу крест. Конвоир посматривал на нее издалека.
На следующий вечер за ней явился Измаил.
* * *
По скрипучему утоптанному снегу, среди костров (ночь, вечно длящаяся, и языки огня), в своем коричневом плаще, чрезмерно длинном и широком – она нарочно не ушивала его, и странно было не ощущать, как оттягивает плечо сумка с лекарскими принадлежностями. Измаил не сказал ей, для чего ее вызвали, но с сумкой было бы надежнее.
Еще не дойдя до княжеской палатки, она услышала крики. И у нее был достаточный опыт, чтобы, даже не видя больного, сказать – дело плохо.
Шагнув за полог, она увидела Торгерна. И опять этот приступ отвращения… сдержаться… полно народа… Коекого она знала по имени – один из приближенных Торгерна – Флоллон, коричневолицый, с циничной усмешкой в квадратной бороде; начальник передового отряда – Катерн, и другие – до них не было дела. А вот до кого было – лежащий в глубине палатки человек, непрерывно кричавший.
Торгерн его не слушал.
– Сейчас посмотрим, какая ты лекарка. Сделаешь так, чтоб он перестал орать и сумел понятно рассказать о том, зачем его посылали.
С нескрываемой враждебностью она взглянула в его сторону. Значит, все дело в том, чтобы раненый заговорил?
– Света сюда. Воды. И полотна.
Он был ранен в голову. Карен размотала грубо наложенную повязку. Она знала, что боли при таких ранениях непереносимы, но, будь у нее инструменты, она могла хотя бы удалить глубоко ушедший в рану обломок кости. А боли… не отваром же из осиновой коры их лечить!
Оставался один способ. Последний. Она уже не помнила, когда в последний раз к нему прибегала.
Она перевязала раненого, который не переставал стонать.
– Уберите свет. И отойдите все в сторону. – Она сказала это так, что все подчинились.
Последний способ. Чего в этом больше – сострадания или желания не упустить свой шанс?
Столпившиеся у входа увидели, как женщина села рядом с раненым, положила его голову к себе на колени, и, не убирая с нее рук, низко нагнулась.
– Сейчас тебе полегчает. Слышишь? Боль ослабнет, а потом уйдет совсем… Ты отдохнешь и будешь спать.
Теперь ее голос изменился. Из резкого и сдавленного он стал мягким, ровным, успокаивающим. Вообще-то это был ее обычный голос, другого жители Тригондума и не слыхали. Но Торгерн этого не знал.
Вдруг установилась странная тишина – прекратились стоны. Слышалось прерывистое дыхание, которое постепенно становилось ровнее.