– Спрашивай, – тихо сказала женщина.
Флоллон пытался что-то сказать Торгерну, но тот оттолкнул его, подошел ближе.
– Добрался ты до Иорга?
– Да, я был у них в лагере, – слабо, но внятно произнес раненый. – Я узнал…
– Ну! Что ты узнал?
– Они возвращаются в Юкунду. Так приказал Иорг.
– Почему?
– На них напали сламбедцы… какой-то отряд, из вольных, я не узнал… их перебили почти всех, но и тех крепко потрепали… и он решил отступить.
– Где это было?
– В трех днях к северу.
– Как же ты добрался сюда с пробитой головой?
– Это было не там. Иорг отводил своих, и меня никто не заметил… я ушел… на меня напали этой ночью… двое…
– Кто?
– Не знаю… темно было… может, сламбедцы, те, из уцелевших…
Флоллон бросил довольно:
– Я говорил, что Иорг побоится напасть!
– Откуда здесь могли взяться сламбедцы? – с подозрением спросил Катерн. – Перевалы закрыты.
– Северный проход, – сказал Торгерн. – Еще отыграемся.
– А не врет ли эта падаль? – еще кто-то подал голос, кажется, Элмер. – Кто попрет зимой через этот проход? Не было еще таких. Тряхнуть его хорошенько…
– Чем подтвердишь, что Иорг ушел?
– Я видел… видел, – голос, и без того слабый, сошел совсем на нет, и снова слышалось лишь дыхание. Затем раздался другой голос. Глухой. Сорванный.
– Он спит.
Каким-то отягощенным движением она оторвала руки от лба раненого. Настроение в палатке переменилось. Один Торгерн интересовался сообщением разведчика (или делал вид), остальные смотрели на женщину. Она, наконец, подняла голову, и взглядам предстало ужасное лицо – бескровное, с закушенными губами, с темными провалами глаз. Слово «ведьма», оставаясь непроизнесенным, явственно ощущалось на слуху. Был в нем, однако, некий оттенок уважения. Уважения к силе.
– Ступай.
Она тяжело встала и медленно вышла, еще не дойдя до выхода опустив на лицо капюшон. Хорошо, что никто из них не пробовал ее остановить.
Силы ее покинули, она не понимала, каким образом может идти. Ей казалось, что она сейчас умрет. Пройдя несколько шагов, обнаружила, что рядом идет Измаил. О, Господи, еще и этот…
Измаил, наблюдавший сцену в палатке, вовсе не был удивлен. Еще от своей матери он слышал, что бывают люди, способные врачевать больных, передавая им часть собственной силы. Она только не говорила, что после этого им бывает так плохо. Это он тоже заметил.
Было совсем темно, все костры погасли. Она брела, спотыкаясь, проваливаясь в снег. Он хотел было помочь, но, прежде чем успел подхватить ее за локоть, она повернулась и с мрачной злобой глянула ему в глаза. И они пошли молча, на расстоянии.
Добравшись до палатки, она повалилась на свою меховую постель, бормоча: «Господи! Больше никогда… ни за что…» и зная, что поручиться за это не сможет. Думала, что умрет, и знала, что ей еще долго придется терпеть эти муки.