– Кто там?
Грег вздрогнул. По лестнице в накинутом наспех халате спускалась Шеннон.
– Гордон? Что вы здесь делаете?
– Я… – Он вздохнул и сделал шаг ей навстречу. Она не попятилась, но остановилась. – Я сейчас все вам объясняю.
– Да уж, пожалуйста.
– Спускайтесь. – Грегори сел на диван. – Сразу хочу предупредить: я не вор и не самозванец.
– Гордон, я ни в чем вас не подозреваю, но согласитесь, что ваш визит в столь неподходящее время выглядит весьма странно.
– Понимаю. Начну с того, что я не Гордон.
Шон Маллиган не любил, когда его беспокоили. Еще больше он не любил, когда его беспокоили по пустякам. Можно только представить, как он не любил, когда его беспокоили по пустякам ночью.
– Да? – прохрипел ирландец, снимая трубку и одновременно включая настольную лампу. Свет резанул по глазам, и он болезненно поморщился. – Какого…
– Это я… – Голос принадлежал женщине, и Шон узнал его сразу. – У меня новости.
– Говори, – коротко бросил он. – Что случилось?
– Птички спелись. Идут на дело сегодня. Я страхую.
– Отлично, малышка. Так я и думал, что у тебя получится. Легко согласились?
– Не очень. В глубине души оба еще практически хорошие парни. Не хотели идти против шефа.
– Как же тебе удалось? – Новость действительно была хорошая, и Шон подумал, что вполне может позволить себе стаканчик «барбанкура».
– У меня свои подходы. – Она усмехнулась. – Начинаем через полчаса.
– Все по плану?
– Да. Встречаемся в семь на Паддингтонском вокзале.
– Хорошо. – Он положил трубку и потянулся. Бутылка рома всегда стояла на столике. Шон плеснул в стакан на два пальца густой янтарной жидкости, пополоскал во рту, проглотил и почувствовал, как прокатилось по пищеводу расплавленное золото. – А теперь можно и поспать.
Она с улыбкой сложила телефон и убрала в карман. План и впрямь был хорош. Он был даже лучше, чем представлял себе Шон Маллиган. Из четырех участвующих в деле человек только ей достало ума все рассчитать, все продумать, все совместить, смастерить для каждого крючок и придумать наживку.
У каждого из трех мужчин нашлось свое слабое место, и она легко исполнила на них три сольные партии.
У Шона Маллигана таким слабым местом оказалось неумеренное самомнение. Ирландец нисколько не сомневался, что украсть картину из дома уехавшей в Америку старушки плевое дело. Делиться с напарниками – а Марвин и Флэш возомнили себя именно напарниками – было для него равнозначно оскорблению.
Марвин Фейнсток надеялся, что деньги помогут ему купить ее.
Флэш руководствовался жадностью.
Эти трое, как пауки в банке, были готовы вцепиться друг другу в горло, и при этом совершенно не замечали ее, женщины. Сначала она собиралась объединиться с кем-то одним против двоих других, а потом решила обыграть всех троих. Взять банк, сорвать куш, оставить мужчин с носом.