Никто и не подумал развязать мне руки или хотя бы дать возможность встать с санок. Я и опомниться не успел, как эта заграничная шпана пустилась тузить меня со всех сторон, старательно выбивая из моей головы последние остатки здравого смысла. Так изобретательно, больно и разнообразно меня не били ещё никогда! Отродясь не предполагал у себя столь огромного количества ранимых и чрезвычайно болючих мест… Может, не стоило хамить остроухим столь уж откровенно? Встав, я попытался махать на них ногами по методу полковника Гётальса, но, увы, шустрые наглецы легко увёртывались от моих каблуков, хохоча как заводные. Я с трудом переводил дух, прижавшись мокрой спиной к сосне, пока они, отсмеявшись, собирались в повторную атаку.
– Я всё понял, достаточно! Вы – лихие парни, и героизму вам не занимать, а теперь ведите меня к своему начальству.
– Зачем, мы ещё не наигрались.
– Как это… Но я же вроде в плену, а по законам войны отношение к пленным должно быть гуманны… – Договорить не удалось – мне залепили лицо снегом и дважды ударили в пах. Даже не знаю, что может быть хуже для гусара и патриота…
Когда под градом поощряющих ударов мне кое-как удалось подняться на ноги, я плюнул на гордость и ударился в бега! Стыда в том не вижу никакого: «бьют – беги!» – тоже одна из наипервейших заповедей партизана. О, их это позабавило ещё больше!
Эльфы-изгнанники преследовали меня неторопливо, со вкусом, размахивая факелами, смакуя каждый мой шаг и комментируя каждое движение. Если б я мог, то ответил бы наглецам убийственной эпиграммой или меткой метафорой, но, увы, когда ТАК бьют, то охота острить «отбивается» первой.
– Вы устали, подполковник, вы ведь всего лишь человек… Не убегайте, мы доставим вас к императору!
– Правда?! – едва дыша, обернулся я.
– Нет, – весело рассмеялись они, воткнув факелы в снег и прыгая на меня гурьбою.
Под тройным весом я не удержался и, опрокинувшись на спину, полетел в рыхлый сугроб, грузно проваливаясь в какую-то вонючую чёртову дыру! Точнее, в яму… тёплую и надышанную, на что-то мягкое и живое. На что именно, понял секундой позднее, но в ту секунду озарения вся жизнь моя промелькнула перед внутренним взором моим. Мы влетели прямёхонько в медвежью берлогу! И, видимо, сразу его разбудили… а зря.
Единый мах медвежьей лапы выбил меня из берлоги как пробку, едва не вышибив дух. Нет, ей-богу, если б он чуть получше прицелился, я бы как раз сбил головой столетнюю сосну, а этакого потрясения мозга ни один гусар не выдержит. Потревоженный зверь взревел торжествующе и… затих. Про то, что в берлоге остались трое эльфов, вспомнилось как-то не сразу. По-моему, я уже вообще уполз шагов на пять-шесть, как за спиной жалостливым полушёпотом пропищало: