— Весело, — оценил Стас. — А здесь с этим делом как, с соседями-то?
— Здесь нормально все, тьфу-тьфу-тьфу. Люди тихие, приличные. Это, пожалуй, единственная польза мне от арендной платы — отбросы всякие тут не селятся. Откуда деньги у отбросов?
— Логично, — согласился Стас и плеснул в опустевшие стаканы забористого напитка.
— Давай за Андрюшку, что ли, подымем, — предложил дед. — Пусть земля ему будет пухом.
Стас молча кивнул и опрокинул стакан.
— Что-то я все о себе да о себе, — дед часто заморгал и потер слегка онемевшее лицо. — Ты сам-то хоть бы рассказал чего.
— А чего рассказывать?
— Ну, не знаю. Где родился, на что сгодился.
— Да не особо интересно это слушать.
— Это вам, молодым, не интересно. Оно, конечно — вся жизнь еще впереди. А старикам любая новость — праздник. Я-то вот по два раза за неделю в Ковров езжу, приторговываю, по пути пассажиров беру. Так с ними поболтаешь, и на душе веселее уже, вроде и не один ты на свете. Только подвозить-то все больше баб приходится, а с ними за жизнь не потолкуешь, так — цены да сплетни окрестные.
— А внуки как же?
— А что внуки? Выросли давно, разбежались кто куда. Невестка меня не шибко-то привечает, вот и коротаю деньки от рейса к рейсу.
— Ладно. Хочешь скучную историю — расскажу, — согласился Стас и снова разлил по стаканам. — Но сначала тост — за тебя, отец… Ух! Хорош самогон. С чего начать-то? Родился я во Владимире. Отец на швейной фабрике работал инженером.
— У-у! — протянул дед уважительно.
— Мама — швеей, там же. Папа умер, когда мне пятнадцать лет исполнилось.
— А как помер-то?
— Обычно. Подхватил воспаление легких, три недели полежал, покашлял и все. Ну, после смерти отца туговато, конечно, стало с финансами, пришлось мне учебу бросать и на работу устраиваться.
— А чему учился-то?
Стас усмехнулся и покачал головой, как будто сам удивился вытащенному из глубин памяти.
— Изобразительному искусству я учился.
— Иди ты! — дед аж от стола отпрянул. — Художник, что ли?!
— Да ну, — отмахнулся Стас. — Какой художник? Давно все это было.
— Вот те здрасте! Живой художник со мною за одним столом! — не унимался дед.
— Отец, угомонись, — засмущался Стас. — Мне пятнадцать лет было, когда я последний раз что-то кроме схем и карт рисовал.
— Погодь, — вскочил со стула дед и, тряся указательным пальцем, выбежал за дверь.
Вернулся он с большим листом картона, малость обгаженного курами, стер засохший помет рукавом и торжественно вручил «холст» гостю.
— Во! Держи.
— И что мне делать с этим добром?
— Нарисуй меня, э-э… портрет мой.
— Я ж говорю, — Стас приложил ладонь к груди и медленно, вкрадчиво постарался объяснить: — Давно уже…