— Ни-ни-ни-ни-ни, — затряс дед головой. — Хорош отнекиваться. Рисование — это дело такое. Один раз научился и уже не забудешь. Я слыхал. Ну, уважь старика. Чай, не убудет от тебя?
— Зачем портрет-то понадобился?
— Надо. К кресту присобачу, — пояснил дед. — У меня кусок оргстекла заныкан, я под него портрет-то засуну и отлично будет.
— Как скоро помирать собрался? — поинтересовался Стас.
— Зря шуткуешь. Кому сколько отмерено — это одному Господу известно. А нам остается только быть готовыми. Вот я и готовлюсь. Крест-то уже давно сколотил, имя там вырезал, фамилию, год рождения. Соседям останется только год смерти подрисовать, я договорился уже. Но крест-то, что он о человеке расскажет? Кому эти фамилии да числа интересны? А портрет… ну, вроде как память оставлю о себе. Пройдет кто мимо, посмотрит и скажет: «О, дедок какой-то тут прилег — морда плошкой, нос картошкой», — дед рассмеялся, закашлялся и постучал себя кулаком в грудь. — Может, и помянет добрым словом.
— Сопрут твое оргстекло. От креста отковыряют и сопрут. А портрет размокнет с первым же дождем.
— Ну и ладно, хоть чуток повисит, и то хорошо. Нарисуешь?
— Что с тобой делать? Все равно ведь не отвяжешься. Давай уголь.
— Это тебе какой надо? — спросил дед уже у печки.
— Сильно жженый. А лучше два.
— Щас, мигом.
Через минуту Стас уже сидел с листом картона и угольком в руках.
— Влево немножко повернись и замри.
— Ага.
Уголек, шурша, начал ползать по неровному бежевому листу, оставляя черные следы, обозначая контуры головы, размечая линии носа и глаз. Брови, скулы, рот, борода, уши. Все быстрее, все увереннее. Нос, глаза, редеющие волосы. Тени — здесь чуть-чуть, там поглубже. Морщины пересекают лоб, разбегаются лучиками от уголков глаз, обостряются вокруг рта. Тут немного растереть, а вот тут пожестче, выдернуть из листа на зрителя, добавить объема. Так. Стас отложил уголек в сторону и достал из кармана огрызок карандаша. Штрих там, штрих здесь. Нос, губы. Глаза. Блики начинают играть в угольном взоре. Лицо оживает. Оно улыбается. Оно обретает душу… Все.
Стас вытянул вперед руку с листом и оценивающе прищурился.
— Ну?.. — спросил дед, двигая одними только губами.
— Вроде готово, — ответил Стас после небольшой паузы.
— Шевелиться можно уже?
— Шевелись.
Дед вскочил со стула, подбежал к гостю, схватил лист и впился глазами в портрет.
— Ох ты! Это ж надо! Ты глянь! Ну… Погодь, — он вернул кусок картона, метнулся в чулан и выскочил оттуда с осколком зеркала. — Дай-ка. Ай-ай! От едрить твою… а!!! Как вылитый же! Вот стервец какой! А говорил: «Давно, давно». Художник!!!