Раздался звонок будильника.
Ему показалось, что его голову приколотили к подушке гвоздями. Стараясь почти не двигаться, Томас сгреб будильник и хрипло прокаркал:
— Работать! День умственного здоровья...
Кое-как вытащив себя из постели, он обнаружил, что наверху никого нет. Оставалось надеяться, что Фрэнки и Рипли мирно играют с новым папиным другом. Встревоженный, он нетвердой походкой прошаркал в ванную.
Горячий душ показался непристойно приятным. Его тело упивалось клубами пара, хотя в мыслях царил раздрай и они осыпали друг друга упреками и обвинениями.
Фрэнки и Рипли. Они были единственно важным...
Сэм бы поняла. Разве нет?
Он маленькими шажками спустился по лестнице, продолжая вытирать волосы.
Сэм, выглядевшая почти такой же красавицей, как вчера, вышла из комнатушки Рипли, которая вцепилась в ее руку. Они смотрелись хорошо, хотя между ними и чувствовалась какая-то неловкость.
— Что вы там делаете вместе? — спросил Томас. Сэм только недоуменно усмехнулась.
— Похоже, мы искали что-то, — она сделала гримаску, — под названием «Скин-бэби». [37]
— Скин-бэби нигде нет, папа.
— А у Бара в углу ты смотрела?
У Бармена был свой угол в подвале, где он любил время от времени припрятывать разные вещицы.
— Нет.
— Тогда пойди посмотри, милочка. Наверно, Бар его... или ее... в общем, погрыз...
— Бар! — повелительно крикнула Рипли, как делают маленькие девочки, изображая рассерженных матерей. — Это ты взял Скин-беби, Бар?
Странно, как даже самые естественные вещи могут показаться неловкими в присутствии незнакомого человека. В повседневной рутине ничто уже никого не смущало: все острые углы были сглажены обоюдным чувством близости. Однако стоит вмешаться незнакомцу, и все меняется. Новые люди приносили с собой иной оценочный спектр.
— Скин-бэби, да? — недоуменно переспросила Сэм, когда Рипли убежала.
— Бар! Псина паршивая! — раздалось снизу, на подвальной лестнице.
— Это одна из ее кукол, настолько похожая на живую, что мурашки по коже бегают, — пояснил Томас — Они стали называть ее Скин-бэби после того, как потеряли все ее платья. Она похожа на настоящего ребенка, теплого, розового... — Томас недовольно поджал губы. — Только мертвого.
Сэм не нашлась что ответить, и Томас добавил:
— Да, странные у меня дети, с причудами.
— А, так, значит, в папочку пошли.
— Было время, мне казалось, все дело в кормежке, а не в характере.
Сэм задумчиво посмотрела на него.
— Что случилось? — спросил Томас, хотя заранее знал ответ.
Безумие двух последних дней связало их подобием близости. Теперь, в тонкой, как паутинка, утренней тишине, близость эта казалась чем-то шокирующим, как человек, фантастическим образом просыпающийся абсолютно голым. Сэм пребывала в замешательстве, возможно, даже более, чем Томас, учитывая, что она рисковала своей карьерой.