Сильным был один только Нейл.
Сэм сказала что-то ему, потом снова принялась отчитывать Джерарда за какие-то якобы недавние проколы, включая то, как он вел допрос Норы.
— Джерард Тормоз, — с отвращением закончила она. — Так тебя называли в Квантико?
— Тихо, Сэм, — сказала Атта. — Дэнни. Вы оба...
— А ты — тоже мне хороша, сука! — выкрикнул Джерард. — Что, не видишь, что здесь происходит? Не понимаешь, что все это значит?
«Мой сын мертв».
— Дэнни! — рявкнула агент Атта и, схватив его за локоть, толкнула в дальний конец комнаты.
Сэм нагнулась и крепко пожала руку Томаса. Попыталась улыбнуться.
— Думаю, я не сделала тебе больно, Дэнни? — спросила агент Атта негромко, как переговариваются профессионалы, чтобы подбодрить друг друга. — Какая там у тебя любимая присказка?
— Если ты нагадишь мне в тарелку, я просто съем то, что по бокам.
Атта рассмеялась, но смех ее звучал принужденно:
— Вот теперь узнаю Дэнни Джерарда...
Затем, как тусклая искорка, опередившая катастрофу, на Томаса снизошло озарение, и он понял. Нейл. Нейл тянул их ко дну. Все ресурсы брошены на поиск Костоправа, они не могут глубоко копать, потому что Нейл работал на АНБ, они взвинчены и заморочены... Они перестали чувствовать дно под ногами. Теперь они будут бултыхаться, мутить воду и сейчас, когда Томас тонет, не могут больше притворяться, что видят берег.
Агент Атта повернулась к нему, довольная тем, что ей удалось покончить с назревающим скандалом.
— Послушайте... Профессор...
— Простите мне мои разглагольствования, агент. Я ведь не из ваших подчиненных.
Атта посмотрела на него долгим, задумчивым взглядом, потом кивнула.
— Всего один вопрос, прежде чем я уйду, профессор.
Томас потер шею.
— Валяйте.
— Мы уже знаем, что такого рода похищения не случайны...
Томас кивнул.
— Он выбирает знаковые фигуры, людей, которые что-то собой представляют.
— Именно. В случае с Гайджем, как вы предположили, он пытался подорвать понятие личной целостности. С Синтией Повски его целью явно было наслаждение, а может, и страдание, это как посмотреть. В случае с конгрессменом Халашем он метил в свободу воли и ответственность. А с достопочтенным Форрестом его мишенью стала духовность.
— Человечность, — сказал Томас — Каждый представляет основную черту того, что мы считаем человечностью... Но все это уже быльем поросло, агент, так зачем ворошить прошлое?
— А затем, что мы можем опередить его. Если мы сможем представить себе характерные черты его следующей цели, то, вероятно, нам удастся составить список потенциальных...