Маккензи повернулся и остановился в позе ожидания.
— Понимаете ли вы, — Томас бросил нервный взгляд на завсегдатаев, — что если вы вот так уйдете от нас, то могут пострадать люди, реальные люди?
Маккензи медленно прикрыл веки. Печально улыбнулся. И сказал, игнорируя вопрос Томаса:
— Спросите себя, профессор Байбл, так ли уж вы уверены, что у масс нет никакой надежды уловить суть спора — зачем же тогда наш друг Нейл делает все это? Он никогда не производил на меня впечатления чересчур оптимистичного человека.
Старик повернулся, чтобы шмыгнуть во входную дверь, но помешкал и покачал пальцем.
— И еще одно, профессор Байбл...
— Да?
— Вам следовало бы знать, что я по-своему завидую вам.
— В чем?
Лукавый взгляд устремился на Сэм, затем вновь обратился к Томасу:
— Всякий знает, что психологи — те же сумасшедшие, только наизнанку. Весь этот романтический ореол. А что взять с нас, нейрохирургов? Мы всего лишь техники, простые исполнители.
Чутьем Томас понимал, что это еще одна беззастенчивая ложь.
— Значит, завидуете мне?
Маккензи еще раз затянулся так глубоко, что даже мешки у него под глазами высветились оранжевым светом. Огонек сигареты отразился в его глазах.
— По-своему.
И он ушел.
18 августа, 14.58
Было ошибкой приезжать сюда, Томас понял это, когда они возвращались к «мустангу» Сэм. Он был слишком близок к начальству, чтобы привнести за стол что-либо, кроме отчужденности и напряжения. А Маккензи? Этот человек явно, и уже давно, был исполнителен, многое знал и ко многому был причастен. Сэм с равным успехом могла быть почтовым курьером, судя по уважению, которое Маккензи проявлял к ее положению.
— Так что же, черт побери, происходит? — спросила Сэм, заводя мотор.
По тому, как пристально она смотрела на улицу, Томас не сомневался, что оба они думают об одном и том же.
— Нарциссистическая демонстрация своих прав, — ответил Томас.
— Из чего следует?..
— Что он сдул нас, как пылинку, чтобы доказать себе, что может это сделать. Показав нам, что он в нас не нуждается, он тем самым подкрепил похвальное-представление о себе в собственных глазах.
— Прежде чем похваляться, ему не мешало бы подстричь волосы в ноздрях. Вы заметили, какие они желтые?
Томас не заметил.
— Мне он показался этаким франтоватым живчиком.
— Ну да, — продолжала свою прочувствованную тираду Сэм, — в точности как плюшевый мишка, только насквозь прокуренный.
Томас представил, как она ведет себя во время своих поездок с Джерардом. В этом была вся Сэм, подумал он, без прикрас.
— Господи! — воскликнула она. — Терпеть не могу этих сраных курильщиков!