Обед был чудесен, то есть совершенно отвратителен. Жареный картофель, рыбные палочки, лук, нарезанный колечками, бобы и зеленый горошек. В неограниченном количестве, как мне похвастался Кларенс.
– Можете взять, сколько хотите, – сообщил он мне доверительным шепотом. – Надо только сходить на кухню и попросить у Сейди-садистки. Теперь, когда она знает, что вы – всего лишь наркоманка, она даст вам есть, сколько захотите.
Меня неприятно резануло это «вы – наркоманка», но моя горячая любовь к жареной картошке взяла верх, и я принялась жадно поглощать обед.
– Я здесь сильно потолстел, – похвастался Кларенс.
Как будто чей-то холодный железный кулак сжал мне сердце, и моя рука с вилкой повисла в воздухе. Я так и не успела донести ее до рта. Я вовсе не собиралась толстеть, мне и так хватало.
Пока я уговаривала себя, что один раз можно поесть то, что нельзя, а уж завтра начну питаться, как полагается, я вдруг услышала слева какие-то очень неприятные звуки. Это ел Джон Джоуи!
Это было очень громко! И становилось все громче. Почему же никто не замечает? Я изо всех сил старалась не обращать внимания, но у меня не получалось. Мои уши вдруг стали работать, как сверхмощные микрофоны, которые используют телевизионщики, когда им надо записать, как дышат муравьи.
Я попробовала сосредоточиться на своей жареной картошке, но все равно слышала, как Джон Джоуи чавкает, фыркает и отдувается, словно какой-нибудь носорог. Я все больше и больше напрягалась, пока наконец не обнаружила, что мои плечи поднялись до уровня ушей. А чмоканье и чавканье все усиливалось и усиливалось. Я не могла больше этого выносить. Это было отвратительно. Во мне закипала дикая ярость. «Так скажи ему об этом, – убеждала себя я. – Попроси его хоть немного умерить свой пыл».
Но воображение рисовало мне совсем другую картину: я поворачиваюсь и изо всех сил бью его в грудь, чтобы навсегда отбить у него охоту издавать эти мерзкие хлюпающие звуки.
Не удивительно, что никто не захотел выйти за него замуж. И правильно, что не нашлось охотниц лишить его девственности. Поделом ему! Да кто же станет спать с парнем, который издает подобные звуки три раза в день?
Тут до меня донеслось особенно смачное чавканье. Это было непереносимо! Я с грохотом швырнула на тарелку свой нож и вилку. Я больше ни кусочка не съем в таких условиях.
Никто не обратил ни малейшего внимания на то, что я перестала есть, и это разозлило меня еще больше. Я-то ожидала хоть какого-то сочувствия: «Что с вами, Рейчел? Почему вы не едите?» Но никто не вымолвил ни слова. И уж меньше всех озаботился этот старый пентюх Джон Джоуи.