— Не вы Барбара Риккадди? Не вы? Вы? Вы? Итак он опросил шестерых. На пороге появилась седьмая: высокая, с каштановыми волосами и покрытым веснушками лицом. Очки, юбка ниже колена. На вопрос Алдо она ответила решительным голосом:
— Да, это я. А вы, как я понимаю, Алдо Динунцио. Я слышала, что именно вы собираетесь со мной сделать, и вот что я вам на это скажу…
На Алдо обрушился такой поток площадной брани, какой ему еще нигде не приходилось слышать. Высказав все, что она о нем думает, Барбара, высоко подняв голову, с воинственным, торжествующим видом зашагала прочь.
— Боже всеблагий! — воскликнул пораженный Алдо. — Вот настоящая женщина!
К счастью для Джино, Алдо в душе лелеял те же мечты, что и он.
Проблема заключалась в том, чтобы держать Белого Джека на каком-то расстоянии.
Только, собственно говоря, настоящей проблемы в этом не было, поскольку Кэрри обнаружила, что у нее вовсе нет испепеляющего желания сохранять дистанцию. С какой стати? Не потому ли, что он помечен печатью «Личная собственность мадам Май»? Так и что же? Подумаешь. Вот уж кого Кэрри нисколечко не боялась, так это ее. Старая жирная шлюха. Ей же вот-вот стукнет сорок, а это уже старость.
А к тому же Кэрри начала ощущать определенную усталость от того, что вынуждена отдавать половину своего заработка заведению. Наступила пора уходить. И для того чтобы уйти как следует, без Белого Джека ей не обойтись.
Сам он осторожничал, общаясь с Корри только тогда, когда Мэй отсутствовала или была чем-то занята.
— Ты, мужчина, — с вызовом бросила ему как-то Кэрри, — да есть ли у тебя яйца? Или ты боишься, что мама тебе их отрежет?
Он усмехнулся, обнажив в улыбке великолепные зубы: только в самом центре рта поблескивал один золотой — результат давнишней разборки с мадам Мэй. Они не расставались уже лет десять — с того самого дня, когда он пришел в публичный дом отметить свое двадцатилетие, и именно Мэй составила ему в этом компанию.
Однако сейчас Белый Джек и не думал оглядываться на прошлое. Все его помыслы занимала теперь Кэрри, эта маленькая, горячая щелка. Она оставалась по-прежнему худой, как оголодавший кролик, зато с самой ошеломляющей грудью во всем Гарлеме. Что же заключалось в ней такого, что заставляло клиентов приходить еще и еще? Что прятала она меж своих трогательно тоненьких ног? Набиравший день ото дня силу поток посетителей в ее комнату требовал от Джека выяснить, в чем же тут дело.
— Мои яйца — это мое дело, — спокойно ответил он ей. — А ты здорово разговорилась, с тех пор как появилась здесь. Всего полгода назад, я помню, ты боялась тут и слово кому-нибудь сказать.