Восстание запланировали на середину августа 1921 года. Подпольные представительства савинковского союза должны были к этому времени подготовить повстанческие отряды по всей
территории Советской России. Ударные группы было решено бросить маршами на Москву, Петроград и Орел. Началом восстания должны были послужить террористические акты против лидеров большевиков, взрывы военных объектов, уничтожение железнодорожных путей. Двадцать пять диверсионных отрядов были готовы по первому сигналу перейти границу и начать победоносное свержение советской власти в западных губерниях России, Белоруссии и Украины.
Однако узкоспециализированные (исключительно на убийства коммунистов) боевики так и не смогли поднять восстания. В городе Холмы чины отряда правой руки Савинкова полковника Павловского ликвидировали несколько сот человек. У Полоцка пустили под откос поезд, ограбили подчистую всех пассажиров, расстреляли пятнадцать членов партии. Но ведь явно не на это делал ставку Савинков. То крестьянство, на которое он так надеялся, уже, в сущности, перестало вовсе существовать. Уставшие от бесконечной войны люди, запуганные красным террором, хотели одного — спокойной жизни. Не случайно ведь к тому моменту полностью сошли на нет многочисленные повстанческие армии Антонова и Сапожкова.
Да и ЧК не дремала. В кратчайшие сроки «карающему мечу партии большевиков» удалось ликвидировать западный и черноморский отделы «Народного союза защиты Родины и Свободы». План поднять всенародное восстание рухнул. Даже ярый ненавистник коммунизма сэр Уинстон Черчилль стал полагать, что нужна новая методика. Однако радоваться чекистам было рано, о чем на совещании на Лубянке им открыто заявил нарком просвещения Луначарский, сидевший в свое время с Савинковым в ссылке: «И вот никто ему не верит и все рады повернуться к нему спиной. Но в этих случаях Савинков придумывает новый трюк. Он с костяным стуком выбрасывает на зеленое поле свои карты, и вся эта банда, не верящая в себя, близкая к отчаянию, хватается за
него, как за спасительную соломинку, как за возможного вождя. И вновь его принимают министры, едут к нему на поклон генералы, и вновь в карман суют ему миллионы, он вновь на хребте новой мутной волны. Савинков — наиболее яркий тип в самой своей мутности...»
Тот год был вообще фатальным для Савинкова. Один за другим рушились его блестящие планы. Отряды, готовые к борьбе с большевиками, были интернированы в Польше. Черчилль ушел в отставку, и как следствие этого прекратилось финансирование из Англии. Новый друг Муссолини не проявлял больше интереса к русским антикоммунистам. Даже на литературном фронте, где Савинков почти всегда умел брать реванш у судьбы, его ждало горькое разочарование. Новая книга «Конь вороной», в которой он рассказывает о своей борьбе с большевизмом, не пользовалась успехом. Воистину пророческими были слова, сказанные Савинковым в самом конце: