Человечишко, что по пути к богомольцам пристал, перекрестился по-быстрому, да скорехонько на глаза треух заячий свой надвинул, поднял воротнишко. Глазьями зыркнул. На Олега Иваныча да на Олексаху. А те и не заметили, что давно у них хвост вырос. Не об том думали. Чем дальше от Новгорода уходили, тем меньше опасались людей Ставровых. Расслабились, черти. Покойно было с богомольцами-то – да и холода особые не стояли.
Ходко шли, весело, песни святые пели…
Днесь пресветлая
Богородица-Дева
Христа-Господа рождает
И млеком его питает.
Пеленами увивает,
В ясли полагает,
Звезда пути являет,
Над вертепом сияет;
Волхвы же понеже
Ко Христу приидоша,
Трои дары принесеша:
Злато, ливан, смирну,
Вещь предивну!
Хорошо пели, громко, словно на параде, орелики. Почти что на мотив «У солдата выходной, пуговицы в ряд», только веселее.
Успели к обедне.
В посад войдя – прямиком в церковь Успения. Молились. Помолившись, Олег Иваныч с Олексахой от богомольцев отстали. Отца Филофея дождались, настоятеля, у кого Олег Иваныч прошлый год ночевал, с Гришаней вместе. Батюшка лоб нахмурил, потом улыбнулся – узнал.
– Ну, заходи, Олег свет Иваныч, гостем будешь! Много хорошего о тебе слыхал.
Пошли вместе на настоятелев двор, тут же, у церкви рядом.
Человечишка в треухе заячьем тоже за ними поперся, таясь опасливо. Заприметил, куда пошли, у ворот постоял, башку почесал, задумался.
– Не знаю, что и посоветовать вам, – покачал головой отец Филофей, потчуя гостей пирогами. – Людей охочих легко сыщете, а вот Куневический-то погост – дальний, не всякий туда дорогу знает.
– Ну, нам хотя б людей для начала. Кого присоветуешь, отче?
– Корчму, прости, Господи, навестите. Смотрите только с Емелькой Плюгавым не схлестнитесь, непотребных дев повелителем. Любит Емелька ходить, в корчму, куражиться. А лучше – к кузням сходите, на реку. Там много парней молодых приходят к зиме, молотобойцами наниматься… да не всех берут-от.
Так и решили. На берег пошли, к кузням. Хорош был денек-то, недаром солнце с самого утра сияло. Так и не скрылось, до вечера-то, лишь к закату пошло оранжевым. Тихо было, безветренно, небо – не сказать чтоб синее или голубое, скорее белесое, прозрачное, чистое, словно вымытое. Темнело.
От кузней – сараюх щелястых, ветхих, повалил народец, огнем прокопченный. Кузнецы, подмастерья, молотобойцы. Мужики все больше здоровые, осанистые. К ним молодежь, что у реки без дела болталась, с интересом:
– Не нужон молотобоец-то, дядько Кузьма?
– Взял уж. Вот, может, Трофиму… Эй, Трофиме!
– Три полушки в седмицу.
– Одначе маловато.