Ставр на коня сел, рядом, на белой кобыле, боярыня. Лоб бледен, на щеках румянец болезненный, глаза пустые, со зрачками широкими. Взгляд – словно и нет ее тут… Даже Олега не узнала. Видно, опоил ее Ставр снадобьем колдовским, на сушеной конопле сваренным.
Сжалось у Олега сердце – понимал, чем грозят Софье подобные варева.
– Ну, мы в обитель Мирожскую. До Пасхи пробудем, – доехав до развилки дорог, простился с Андроном Игнатичем Ставр, свистнул слугам своим. Миг – и нет их уже, рысью к монастырю поскакали. Впереди – сам боярин, под уздцы Софьину лошадь держит. Боярыня – сама не своя – в седле сидит, качается, как бы не слетела. Нет, не слетела. Открылись ворота обители, впустили новых странников.
А боярин Андрон, да Митря, да пленники – дальше во Псков поехали. Один Гришаня-отрок где-то по лесам скитался, ежели волк какой не сожрал…
Спряталось за набежавшим облаком солнце, упала серая тень на дорогу, пробежала по лугу и, взобравшись на холм, сгинула… как сгинуло в один миг все то счастье, на которое так рассчитывал Олег Иваныч. Вот уж не везло мужику, ни в той жизни, ни в этой!
В жарко натопленной зале на лавках вдоль стен чинно сидели бояре. Их длинные шитые золотом одежды ниспадали на пол красивыми складками. Слева от иконы, в узорчатом кресле, восседал посадник, Стефан Афанасьевич, крупный дородный мужчина с длинной иссиня-черной бородой. Рядом с ним, чуть наклонившись, стоял толмач-переводчик. Не просто так стоял, вестимо. Переводил, толмачил…
Рыцарь в блестящих латах, с непокрытой головой и надменным взглядом, что-то быстро говорил посаднику, время от времени поглядывая на реакцию бояр.
– Как посланник ливонского магистра Вольтуса фон Герзе, – еле поспевал за рыцарской речью толмач, – передаю слова его таковы: отступитеся, псковичи, от землицы, что от Красного Городка ошую, испокон веков та землица орденскою была, ею и должна быть.
– Ой, лжет, ой, лжет, лыцарь, – заерзали, зашептались бояре. – Никогда та землица орденской не была…
Выслушав рыцаря, посадник, почесав бороду, встал.
– Не то просит магистр ливонский Вольтус, – медленно произнес он, стараясь, чтобы звучало весомо каждое слово. – Красный Городок да землица, что по Синей-реке, – то псковские сыздревле земли, от них отступитися – чести лишиться. Таков будет ответ Пскова немцам ливонским! Еще скажи… – Обернувшись к переводчику, посадник задумался. – Спроси-ка лучше: что отряд ливонский ныне у Красного Городка делает?
Рыцарь усмехнулся в ответ, тряхнув головою. Пояснил, что отряд тот – для его, личного магистра посланника, охраны – и только.