Ярослав плавным, не раз репетированным движением пригласил гостя в княжеский терем – отдохнуть с дороги, сменить или почистить одежду перед вечерним пиром. Как радушный хозяин, князь Ярослав шел впереди, указывая дорогу.
Ох уж эта византийская вежливость! И честь соблюдена, и гость унижен – плетется сзади, среди бояр и челяди. Игорь все понимал, но помалкивал, не желая спорить по пустякам.
* * *
Ах, как жаль, что нам никогда не доведется побывать на великокняжеском пиру! Какое это красивое зрелище! За столом, протянувшимся через всю гридницу, сидели разодетые гости, и ни один наряд не повторял другой. Князь Ярослав сиял золотой вышивкой на одеждах, привезенных в прошлом году послами византийского басилевса Мануила. Великолепная золотая нашейная гривна и червленая корона могли вызвать зависть даже у киевского князя. По левую руку от князя сидела его жена, великая княгиня Ирина, уже увядавшая и от этого старавшаяся возместить ускользающую природную красоту обилием ювелирных украшений. Княгиня куталась в шелковый платок, рассчитывая скрыть так печалившие ее морщины. По правую руку от князя, на почетном месте, сидел князь Игорь, в изумрудном кафтане до колен, зеленых штанах и сафьяновых сапогах под цвет кафтана. Пальцы Игоря были унизаны перстнями, и блеск драгоценных камней странно смотрелся на натруженных руках воина.
Шитьем и драгоценностями блестело черниговское и северское боярство, но не менее ярко отражали свет смоляных факелов начищенная медь и стеклянные украшения скоморохов, развлекавших пирующих. Дрессированный медведь подсаживался на свободное место среди гостей, с благодарственным ревом принимал братину с хмельной медовухой, лихо, в один глоток осушал ее и под приветственные крики утирал лапой залитую пахучей влагой морду.
А что это был за стол! Многие ли из нас видели хоть разок такое изобилие?! Когда четверо слуг с видимым усилием внесли громадный деревянный поднос, на котором лежал зажаренный целиком огромный кабан, гости оживились. Но еще большее оживление возникло, когда хрустнули толстые дубовые плахи, из которых был сколочен пиршественный стол, и кабан с грохотом рухнул на пол. Стол может ломиться от еды, это не всегда просто оборот речи. Кабана разделали там же, на полу, растащив куски по оставшимся в целости частям стола. С не меньшим энтузиазмом накинулись на медвежатину, зато от дичи отмахивались, отодвигая блюда женам и сестрам. Мужчина – хищник, и поедать себе подобного ему не зазорно!
Ах, как хорошо, что нам никогда не доведется побывать на великокняжеском пиру! Наши чуткие носы, хотя и привыкшие к городскому смогу, мгновенно заложило бы от вони, шедшей от пропотевших тел и нестираных одежд. Сочащиеся растопленным жиром куски мяса гости брали руками, а засаленные ладони вытирали о край стола или об одежду снующих рядом слуг. А то, что пели на пиру скоморохи, было разительно далеко от целомудренных былин, читанных нами в детских книжках. Там, на пирах, начинал свое победное шествие русский мат; когда скоморох на мгновение замолкал, не в силах подобрать слово для точного отображения того или иного непотребства, в ход шли слова тюркские, угорские, да какие угодно, лишь бы это укладывалось в скоморошью скороговорку.