Вот уже почти год он поднимался по этой лестнице в мутном свете зарождающегося дня, но даже выпив больше обычного, барон безошибочно находил дорогу — словно лошадь, привыкшая возвращаться в родное стойло, он машинально поворачивал сначала направо, потом налево, после чего открывал вторую по коридору дверь и оказывался у себя в спальне. Вот и сегодня все было как обычно.
Переступив порог спальни, он обнаружил, что никто из слуг не позаботился оставить зажженным свет. Не было слышно и стука собачьих когтей по паркету… Проклятие, у него совершенно вылетело из головы, что он собирался вернуть маленького пройдоху Твидейлам. Пожав плечами, Ротуэлл выбросил это из головы, стащил с себя сюртук и привычным жестом швырнул его на стул — только на обычном месте стула почему-то не оказалось. Сюртук с мягким шорохом приземлился на ковер. Ругаясь вполголоса, Ротуэлл принялся раздеваться, швыряя одежду поверх сюртука, — очень скоро на ковре возле него выросла внушительная кучка.
Раздавшийся поблизости шорох простыней оторвал его от этого увлекательного занятия.
— Кто тут? — прошептал по-французски испуганный женский голос.
Ад и все дьяволы! Камилла!
— Это я, — пробормотал он, ощупью пробираясь к кровати. — Мои извинения, дорогая.
В комнате повисло молчание.
— Извинения? — холодно переспросила она. В непроглядном мраке, который царил в спальне, Ротуэллу показалось, будто его окатили ледяной водой. — А за что ты, собственно, извиняешься? За то, что вломился ко мне в спальню посреди ночи, да еще без приглашения? Или ты вдруг вспомнил, что сбежал на весь день и явился домой под утро?
Ротуэлл застыл.
— Ты теперь моя жена, Камилла, — каменным тоном проговорил он. — Я не обязан спрашивать разрешения войти к тебе в спальню.
Мрачный тон, которым это было сказано, неприятно поразил Камиллу. Но больше всего ей не понравилась странная хрипотца в его голосе и то, как у него заплетался язык. Сев, она потянулась, собираясь зажечь свечу. Должно быть, Ротуэлл догадался, что она хочет сделать.
— Не думаю, что тебе понравится то, что ты увидишь, — предупредил он.
— Нет? — переспросила она, чиркнув спичкой. — Почему?
— Потому что я голый.
Камилла медленно обернулась, постаравшись принять невозмутимый вид — насколько это было в ее силах.
— И в самом деле, — пробормотала она, — окинув его взглядом с головы до ног. — Как жаль, Ротуэлл! Зря старался!
Какое-то время он стоял, молча разглядывая жену, — зрелище, которое представлял собой в этот момент полностью обнаженный Ротуэлл, могло бы напугать и более храбрую женщину, чем Камилла.