— Просто поцелуй меня, Киран, — прошептала она. — Vraiment, по-моему, мы слишком много думаем!
Он послушно выполнил ее просьбу, потом перекатился на бок и вытянулся на постели рядом с Камиллой. Она краем глаза озабоченно поглядывала на мужа. И заметила, как его взгляд остановился на ее мягко округленном животе. Она уже открыла было рот, как вдруг тяжелая и горячая рука Ротуэлла легла ей на живот.
— Как ты думаешь, дорогая, — шепнул он, — может быть… Такое возможно?
— Слишком рано, милый, — поколебавшись ответила она.
Должно быть, от слуха Ротуэлла не укрылась легкая нотка неуверенности, проскользнувшая в ее голосе.
— А когда будет не рано? — встрепенулся он, прижав ее к себе и заглядывая в глаза.
— Я… я не знаю, — закусив губу, пробормотала Камилла. — У меня не слишком много опыта в подобных делах.
Он порывисто сжал ее руки.
— Но такая возможность есть? — настойчиво повторил он. — Я хотел сказать… есть какая-то надежда, что…
— Oui… — выдохнула она. — Да, надежда есть. Но пока… Откинувшись на подушки, Ротуэлл заложил руку за голову и задумчиво уставился в потолок.
— Девять месяцев, — пробормотал он. — Целая вечность…
Для любого другого человека этот срок не казался бы вечностью. В сущности, какие-то несколько месяцев… так мало, а уж по сравнению с жизнью и вовсе пустяк. Но в глазах Кирана этот срок действительно казался вечностью.
Дав себе слово не думать об этом, чтобы ничто не посмело отравить эти минуты радости и ничем не замутненного счастья, Камилла прижалась к мужу и провалилась в беспокойный сон.
Всю ночь ее мучили кошмары. А поутру, когда Эмили принесла ей горячую воду и раздвинула шторы, она с неудовольствием обнаружила, что лежит в постели одна. Дверь в спальню Кирана была плотно закрыта — и хотя она не слышала, когда он встал и ушел к себе, все же у Камиллы осталось смутное чувство, что это случилось задолго до рассвета. Она догадывалась, что Ротуэлл ушел из дома — за недолгие недели их брака она научилось безошибочно чувствовать его присутствие.
Выбрав для прогулки самый нарядный туалет из всех, что у нее был, редингот глубокого винно-красного цвета, который, как она надеялась, немного оживит ее бледные щеки, Камилла спустилась к завтраку. Но не успела она переступить порог столовой, как к горлу вновь подкатила уже знакомая тошнота, поэтому Камилла решила ограничиться чаем и ломтиком поджаренного хлеба.
Вернувшись к себе в комнату, она услышала, как Чин-Чин царапается в дверь, соединяющую ее со спальней мужа. Обрадованная Камилла распахнула ее — и увидела стоявшего возле раковины дворецкого. Лицо его было встревоженным.