Откуда же взять время для того, чтобы выслушивать скучные доклады министров? День и так слишком короток, в дни масленицы приходится ужинать только в два часа ночи! За масленицей следует пост с его молитвами в Троице-Сергиевом монастыре. Случалось, что Бестужеву приходится неделями, даже месяцами дожидаться какого-нибудь решения, даже просто подписи.
Известен следующий эпизод. Елизавета наконец собралась подписать какую-то бумагу, вывела три буквы: "Ели", но в это время оса ужалила ее в руку, и прошло шесть месяцев до тех пор, пока она собралась дописать последние шесть букв своей подписи!
"Если бы императрица посвящала делам государственного управления хоть одну сотую долю того времени, которое им посвящает Мария-Терезия, – жалуется Бестужев министру Улю в Вене, – то я был бы счастливейшим в мире человеком".
Иногда, возвратившись из поездки по монастырям, она ощущает сильный моральный подъем. В таких случаях учреждается "строгая комиссия", на которую возлагается расследование и строгое наказание внебрачных связей. Сотни так называемых непотребных женщин заточаются в монастыри или сажаются в тюрьмы. А императрица живет тем временем дверь о дверь с красавцем Разумовским, бывшим соборным певчим, сыном простых украинских крестьян. Этот "ночной император", "empereur nocturne", как его именовали при дворе, был раньше всех других любимцем Елизаветы, и даже весьма вероятно, что он был ее морганатическим супругом (документ, удостоверяющий этот брак, был якобы уничтожен при весьма романтических обстоятельствах, о чем еще будет речь впереди).
Разумовский представлял собой, во всяком случае, идеал фаворита, не только вследствие своей поразительной красоты, но и по лени и халатности: он никогда не вмешивался в политические дела, не обнаруживал ни малейшего честолюбия, и когда его высокая повелительница награждала его всевозможными титулами, он говорил ей: "Ты все равно не добьешься того, чтобы меня стали брать всерьез". Не обнаруживал он также ни малейшей ревности, хотя имел для этого достаточно оснований, потому что непосредственное соседство ее фаворита столь же мало удерживало Елизавету от того, чтобы поддаваться зову своей "сибаритской натуры", как и сентиментальные воспоминания о покойном женихе.
Многое из того, что потом, из-за незнания русской истории, приписывалось Екатерине, должно быть поставлено в счет Елизавете. Это в Елизаветину, а не в Екатеринину спальню входил иногда вечером простой солдат и покидал ее на следующее утро в высоком офицерском чине. Да, воистину нелегко было комиссии, занимавшейся расследованием нравов, проглядеть то, что происходило в покоях императрицы. Но это только один симптом среди сотни других, симптом того резкого различия между великолепным фасадом и действительностью, которое было характерно для тогдашней России.