— Всегда любил женщин, которые не жеманятся, а хорошо и с удовольствием едят. Это верный признак вкуса к жизни. Лишь та, кто умеет радоваться жизни, способна составить счастье мужчины.
На этой реплике ужин, собственно, и завершился — скоропостижным, даже бурным образом.
Лидия Евгеньевна отшвырнула сияющую вилку, так и не замутнённую прикосновением к пище, всплеснула руками, как раненая птица крыльями.
— Мучитель! Палач! — закричала она так громко, что на столе задребезжал хрусталь. — Зачем ты терзаешь меня! А она, она…
Метнув в госпожу Лисицыну взгляд, Лидия Евгеньевна бросилась вон из комнаты. Доктор и не подумал за ней бежать — наоборот, вид у него был вполне довольный.
Потрясённая прощальным взглядом экзальтированной барышни — взглядом, который горел неистовой, испепеляющей ненавистью, — Полина Андреевна вопросительно обернулась к Коровину.
— Извините, — пожал плечами тот. — Я вам сейчас объясню смысл этой сцены…
— Не стоит, — холодно ответила Лисицына, поднимаясь. — Увольте меня от ваших объяснений. Теперь я слишком хорошо понимаю, что вы предвидели такой исход и употребили моё присутствие в каких-то неизвестных мне, но скверных целях.
Донат Саввич вскочил, выглядя уже не довольным — растерянным.
— Клянусь вам, ничего скверного! То есть, конечно, с одной стороны, я виноват перед вами в том, что…
Полина Андреевна не дала ему договорить:
— Я не стану вас слушать. Прощайте.
— Погодите! Я обещал отвезти вас в город. Если… если моё общество вам так неприятно, я не поеду, но позвольте хотя бы дать вам экипаж!
— Мне от вас ничего не нужно. Терпеть не могу интриганов и манипуляторов, — сердито сказала Лисицына уже в передней, набрасывая на плечи плащ. — Не нужно меня отвозить. Я уж как-нибудь сама.
— Но ведь поздно, темно!
— Ничего. Я слышала, что разбойников на Ханаане не водится, а привидений я не боюсь.
Гордо повернулась, вышла.
Оказавшись за порогом коровинского дома, Полина Андреевна ускорила шаг. За кустами накинула на голову капюшон, запахнула свой чёрный плащ поплотнее и сделалась почти совершенно невидимой в темноте. При всём желании Коровину теперь было бы непросто отыскать в осенней ночи свою обидчивую гостью.
Если уж сказать всю правду, Полина Андреевна на доктора нисколько не обиделась, да и вообще нужно было ещё посмотреть, кто кого использовал во время несчастливо завершившегося ужина. Несомненно, у доктора имелись какие-то собственные резоны позлить черноокую красавицу, но и госпожа Лисицына разыграла роль столичной снобки неспроста. Всё устроилось именно так, как она замыслила: Полина Андреевна осталась посреди клиники в совершенном одиночестве и с полной свободой манёвра. Для того и тальма была сменена на длинный плащ, в котором так удобно передвигаться во мраке, оставаясь почти невидимой.