вазы, и посреди этого античного великолепия мечется ярко-рыжая темпераментная дир-дале
[5].
– Чему я тебя учила?! Ты что, не можешь запомнить элементарные правила, идиот?!
– Но, Констанс, – всхлипнул юный неудачник, навытяжку стоящий перед ней. – Это получилось случайно. Я не хотел!
– Посмотрите на него! Он не хотел! Из-за таких неуклюжих тупиц, как ты, мы скоро будем питаться крысами! Да ты и крысу поймать не сумеешь[6]!
Представив Арчи в роли крысолова, я невольно улыбнулся, и Констанс немедленно набросилась на меня:
– А ты куда смотрел?!
– Спокойно! Я бы попросил сбавить обороты! Меня эта история с «Хамелеоном» вообще не касается!
– Она касается тебя, она касается меня, убийство смертного касается всех. Сегодня мы собираемся предъявить обвинение асиманам в неоправданно жестоком обращении с людьми, а мой собственный «птенец» в то же самое время убивает человека!
– Успокойся. – Я потянул страдающего Арчи за рукав, усаживая на стул. – Инцидент исчерпан. Кристоф великолепно...
– Ты что, не понимаешь?! – Констанс нависла надо мной, заслоняя свет своим великолепным телом. – Сколько раз можно повторять?! Нельзя вмешивать посторонних в личные дела Клана!
Я стремительно вскочил, заставив ее отшатнуться.
– Определись, дорогая! Что для тебя важнее – репутация или невмешательство «посторонних»?
Она немного успокоилась – поняла бессмысленность своих нападок на меня. Кивком велела Арчи удалиться, и тот мгновенно смылся. До нас долетел лишь громкий топот по ступеням.
– Я не верю кадаверциану, – произнесла Констанс. – Знаю, он лоялен к нам, но... Я не могу доверять Мастеру Смерти.
– Ты просто не понимаешь его магии.
– А ты понимаешь?
– Нет, но я его чувствую.
– Кстати, по поводу твоей чувствительности...
Она не договорила. Послышались легкие шаги, и в атриум вошла Фелиция. Прекрасная гречанка.
Наверное, именно потому, что Первой Старейшиной нашего клана всегда была она – женщин-даханавар иногда величали Мормоликаи. Именно так в Древней Элладе называли девушек, своей нечеловеческой красотой по ночам заманивающих юношей и пьющих их молодую кровь.
Фелиция Александрийская была невысока (классические метр шестьдесят пять – рост Венеры Милосской). Сложена по античным канонам. С широко расставленными светлыми глазами, пепельными волосами и прямой переносицей. Думаю, скульптор – знаток эллинского искусства – задрожал бы от восторга, увидев ее в жемчужно-сером хитоне, и немедленно попросил разоблачиться, чтобы запечатлеть в мраморе совершенное тело.
Однажды я подумал об этом слишком громко. Первая Леди, одарив меня своей сдержанной улыбкой, как бы невзначай взглянула на статую Афродиты работы Праксителя, и я заметил в двух богинях – живой и мраморной – явное сходство...