– Я думаю все-таки, что мне лучше удалиться! – спокойно сказал он, опять повернул лошадь и уехал, не оглядываясь. Сильвия, крепко сжимая в руках ружье, долго смотрела ему вслед.
Сильвия говорила себе, что должна во что бы то ни стало встретиться с Франком Ширли. Она не спрашивала себя, зачем должна его видеть. Она чувствовала всем своим существом – она должна его видеть, чтобы поколебать одну его мысль. Но в течение двух дней она ничего придумать не могла и уныло бродила по дому, так как ей всё и все смертельно надоели. Тут были и несносный Чарли Пейтон, не сводивший с нее своих безжизненных водянистых голубых глаз и при каждом удобном случае пытавшийся коснуться ее руки; и Билли Ольдрич со своими изысканными шелковыми носками, блестящими ногтями и напудренным лицом; и Малькольм Мак-Каллум, франт из Луизвилля, с бесконечной серией безупречных костюмов; и Гарвей Ричард, стальной король из Бирмингама, бросивший все свои дела и поставивший целью надоедать Сильвии. Это был большой, упитанный человек, пользовавшийся исключительным расположением ее родни. Он ласкал ее маленького брата, шалил с ее младшими сестрами, но Сильвия раздраженно говорила, что он имеет дурную привычку тыкать в нее пальцем.
Она поднялась рано утром и поехала верхом на прогулку. Так как дорога была только одна, то она должна была проехать мимо усадьбы Ширли. Если бы он случайно тоже выехал рано утром!..
Она встретила его на третий день. Он внезапно показался на повороте дороги, отвесил ей вежливый, холодный поклон и исчез прежде, чем она успела опомниться. Оглянуться она не решилась. Она не могла предположить, чтобы он тоже оглянулся, но если бы все-таки сделал это, то это было бы ужасно. Она поехала домой, злясь на себя, на свою недогадливость. Вот, встретила его наконец, а удержать не сумела. Она себе этого простить не могла. Конечно, дама не может остановить на проезжей дороге мужчину, с которым, в сущности, не знакома, но мало ли что может случиться в таких исключительных обстоятельствах. Она придумывала разные ситуации, но вдруг разозлилась на себя за эти мысли.
На следующий день она опять выехала из дома рано утром, но заставила себя направить лошадь в противоположную от усадьбы Ширли сторону. Мысли ее, однако, возвращались к Франку, и теперь она уже находила себе извинения… Этот человек был не похож на других. Он избегал ее потому, что чувствовал на себе гнет своего несчастья. Человек бился в сетях ужасных недоразумений: это была вопиющая несправедливость. Высвободить его из этого трагического тупика было бы для девушки не только достойным, но даже героическим поступком. Надо было еще вчера остановить его и заговорить с ним. Ведь она уезжает через два дня.