– А в Фалконхерсте дня не проходит, чтобы кого-нибудь не выпороли. – Лукреция Борджиа была готова наврать с три короба, лишь бы произвести впечатление на собеседницу. – Масса Максвелл очень крут. Есть у него один закон: если он велел какому-то негру покрывать негритянку, то к ней никто другой не должен прикасаться, пока она не понесет. Если парочку ловят в кустах или в поле, то обоим не миновать кнута. Телок тоже секут, если они заигрывают с бычками.
Офелия выпучила глаза и разинула от удивления рот.
– У вас секут негритянок?! И вас секли?
Лукреция Борджиа тоже вытаращила глаза, давая понять, что никто в здравом уме не задал бы такого вопроса.
– Чтобы секли меня?! Что за чушь! Иногда хозяин вручает мне кнут, особенно если надо наказать негритянку, но высечь меня?! Никогда! Как это может быть, если я – правая рука массы Максвелла? Ни он, ни масса Хаммонд пальцем не пошевелят, пока не посоветуются со мной.
На кухне появился Зеб с грудой грязной посуды. С кряхтением поставив поднос на стол, он привалился к стене, чтобы отдышаться.
– Масса Льюк и другой белый отправляются в конюшню. Другой белый решил купить мерина, которым так гордится масса Льюк.
Лукреция Борджиа вскочила:
– Мне пора! Большое спасибо за угощение, мисс Офелия, мэм. Жаль, что у меня нет времени помочь вам прибраться. Я нужна хозяину.
– Если бы мы знали, что вы пожалуете, то приготовили бы что-нибудь особенное, – сказала Офелия извиняющимся тоном. – Жаль, что я не смогла угостить вас тортом или пирогом. Хозяин очень хвалит мой пекановый пирог, говорит, что нигде не едал такого.
Лукреция Борджиа сомневалась, что пирог Офелии вообще может оказаться съедобным. Она отвесила ей поклон, в котором присутствовали не только благодарность, но и сострадание, и устремилась было к двери, но прежде чем исчезнуть, спросила:
– Как зовут того молодца, которого приобрел ваш масса Льюк?
– Забавное имя, – ответила Офелия. – Первый раз такое слышу: Омар. И говорит он чудно.
– Действительно, имя странное, – согласилась Лукреция Борджиа и заторопилась к конюшне. Она была просто обязана присутствовать при столь важных событиях.
Максвелл и Льюк были так поглощены осмотром гнедого мерина, что ни тот ни другой не заметили, как Лукреция Борджиа на цыпочках прокралась в конюшню. Она боялась, что ее выдаст стук каблуков; недаром в Фалконхерсте всегда отдавала предпочтение разношенным шлепанцам, в них она могла появиться где угодно, не опасаясь быть обнаруженной. Ей повезло: шаги ее были беззвучны и она заняла позицию в углу, среди паутины, куда долетало каждое слово, но где ее не разглядели бы, даже если б захотели.