Уоррен Максвелл оглядел девушек, поджал губы, пару раз кашлянул и заговорил тоном судьи, зачитывающего приговор преступникам:
– Минти и Сафира, что вы можете наплести в свое оправдание? – Вопрос был совершенно бесполезным, поскольку и он, и они знали, что любые их слова не будут приняты во внимание.
– Уж и не знаю, что вы хотите этим сказать, масса Максвелл, сэр, – ответила Минти за себя и за подопечную как старшая по возрасту.
– А то, что ты отвечаешь за всех девок, живущих в твоей хижине. Я доверил их тебе, а ты? Как получилось, что она среди ночи убежала с Мемом за конюшню и занялась с ним непотребством в кустах?
Минти заломила руки, не сводя с хозяина испуганных глаз, в которых уже появились слезы. Она выглядела беспомощной и безутешной, каковой на самом деле и была сейчас. Наконец, она набралась смелости и выговорила:
– Все женщины в моей хижине улеглись спать. Когда они уснули, я тоже уснула. Я всегда жду, пока они угомонятся, и только после этого ложусь сама. Я знать не знала, что учинила Сафира, пока она не ворвалась в хижину среди ночи, вся в слезах. Тогда она и рассказала мне, как Мем затащил ее в кусты, потому что сослался на ваше приказание. Он будто бы велел ей выбраться из хижины тайком ото всех, когда все заснут. Она думала, что выполняет ваш приказ: ведь Мем – такой же слуга из Большого дома, как Лукреция Борджиа. Вы часто передаете нам поручения через Лукрецию Борджиа или Мема. Вот Сафира и решила, что поступает по всем правилам.
Максвелл смотрел на нее с выражением непреклонной суровости на лице.
– Мы выращиваем у себя в Фалконхерсте ниггеров, и я хочу, чтобы они были лучшими ниггерами на всем Юге. Для этого я и расселил вас по хижинам. Среди них – твоя хижина, Минти. В каждой хижине есть ответственная. Если эти ответственные проявляют нерадивость и позволяют своим девкам шляться по ночам, то это значит, что на плантации начинается кавардак. Раньше мне не приходилось за вас краснеть, и дальше будет так же. Я обязан вбить в каждую тупую башку на плантации, что негры начинают совокупляться только тогда, когда я велю им этим заниматься, и ни минутой раньше. Понятно?
– Понятно, масса Максвелл, сэр. – Минти опустила глаза и вытерла их грубым подолом. – Такого больше никогда не повторится. Пока я остаюсь главной в хижине, у меня никто больше не забалуется.
– Верно, не повторится, – насмешливо подхватил Максвелл. – Но по другой причине: тебе больше здесь не жить, Минти. Я продам тебя первому подвернувшемуся работорговцу, таскающему за собой связку самых пропащих черномазых.