Она дважды становилась матерью и оба раза лишалась своих детей. Не имея возможности что-либо изменить, она была вынуждена смиренно принять это как данность; впрочем, ее не оставляла лишенная всяких оснований надежда, что когда-нибудь она сама вырастит рожденное ею дитя.
Однако она родилась чернокожей и должна остаться невольницей до гробовой доски. Родилась в рабстве и была обречена в рабстве же и закончить свои дни, хотя в ходу нынче было не словечко «рабы», а понятие «пожизненные слуги». Независимо от того, сколько крови белого человека бежало в жилах невольника, достаточно пустяков примеси негритянской крови, чтобы раз и навсегда определить его судьбу. Всего лишь капля – а сколько от нее зависело! Одна капля крови белого человека не превращала никого в белого, зато могучая капля негритянской крови любого делала черномазым. Будучи женщиной с темной кожей, Лукреция Борджиа являлась собственностью мистера Маклина. Таково было незыблемое правило, и скольких бы детей она ни произвела на свет, ни один из них не мог принадлежать ей. Однако она позволяла себе мечтать о несбыточном: о том, чтобы самой вырастить собственного ребенка. Она сумела бы добиться, чтобы ее отпрыск пошел в мать и не превратился в никчемного ниггера, о которого все, кому не лень, вытирают ноги.
Она сознавала, что такие мысли лучше бы выбросить из головы, тем более что у нее день ото дня прибавлялось забот на плантации. Маклин слабел не по дням, а по часам: он уже был совсем прикован к постели. Бывали дни, когда он с трудом выговаривал несколько слов, но ей хватало и их, чтобы понять, в чем состоит ее задача.
Жизнь на плантации Элм Гроув била ключом. Лукреции Борджиа не без основания казалось, что благодаря ее стараниям все в хозяйстве наладилось, как никогда. Работа в поле кипела от рассвета до заката; ее приказания выполнялись беспрекословно. Десятники – заправские тираны, действующие от имени хозяина, – преданно заглядывали ей в глаза; понимая, как много зависит от них самих, они понимали и другое: Лукреция Борджиа стояла неизмеримо выше их, ибо получала указания непосредственно от Маклина – всемогущего белого владыки. Ослушаться Лукрецию Борджиа было все равно что ослушаться хозяина; она приговаривала нарушителя к наказанию кнутом так же решительно, как это делал в свое время сам Маклин. Более того, она как будто находила в этом особое удовольствие, и Джубо орудовал кнутом не покладая рук.
Лукреция Борджиа была вездесуща. Если ее не было видно в поле и если она не объезжала верхом на сером муле хлопковые плантации, следя за тем, чтобы работники не пропускали ни одного сорняка, значит, она была занята на кухне Большого дома, где главным ее делом было распекать бедную Эмми, или в невольничьем поселке, где она обрушивала громы и молнии на тех, в чьих хижинах замечала грязь и у кого был плохо подметен двор.