— И вы бы сделали мне минет?
— За одно только прослушивание? Нет. Но если вы предлагаете мне роль… Я бы попыталась сохранить свое достоинство и сторговаться на «ручной работе».
— Какая же вы скромница!..
Татьяна промолчала, глядя на него в растерянности.
— В отличие от большинства продюсеров в Голливуде я женат, счастлив в браке и верен своей жене. — Дэвид сделал паузу, чтобы допить до конца. — Хотя, конечно, ваше предложение звучит заманчиво.
Неожиданно для самой себя Татьяна быстро наклонилась к нему и поцеловала в щеку, коснувшись губами короткой бороды.
— Вы просто прелесть! Мне не терпится познакомиться с вашей женой и рассказать ей про сегодняшний случай. Так редко встретишь мужчину, который думает головой, а не тем местом, которое находится под ширинкой.
— Яне…
— Но ваша жена должна об этом узнать! Дайте мне ваш адрес, я напишу ей письмо. Люблю личную переписку. Кстати, я только недавно купила очаровательный почтовый набор от Смитсона на Бонд-стрит, на его бумаге писать письма еще приятнее.
Дэвид рассмеялся и достал из кармана визитную карточку.
— Когда вы возвращаетесь в Лос-Анджелес?
— Завтра утром.
Он энергично кивнул, черкнул что-то на обратной стороне визитки, подтолкнул ее по столу к Татьяне и встал.
— До встречи в Голливуде, Татьяна.
Он подмигнул ей и нетвердой походкой направился к выходу, но по дороге задержался перекинуться парой слов с Кевином Спейси.
Татьяна посмотрела на визитку. Прослушивание назначено на послезавтра. Она мысленно взяла себе на заметку, что нужно будет на ночь положить на глаза ломтики огурцов, чтобы стереть последствия трансатлантического перелета.
Какие там ломтики огурцов и прочие косметические ухищрения! Вчера вечером, укладывая Итана и Эверсон спать, она так умаялась, что заснула, читая сценарий фильма «Грех греха». А когда проснулась, то обнаружила, что на щеке осталась уродливая вмятина от латунной скрепки-бабочки, которой были соединены страницы. Это было несколько часов назад, а казалось, что прошло несколько дней.
— Машина! — закричал Итан.
— Автобус! — еще громче закричала Эверсон.
— Правильно, — терпеливо сказала Татьяна, принимая тон воспитателя Степфордского детского сада.[6] — На дороге много машин и автобусов. — Она посмотрела на часы и поморщилась. — И все едут в нашу сторону.
— Молоко! — заскулил Итан.
Татьяна стала вспоминать, положила ли в дорожную сумку запасную бутылочку с молоком. Она помнила, как побросала туда подгузники, салфетки, смену одежды, крекеры в виде фигурок животных, несколько книжек, кое-какие игрушки, тюбик гидрокортизоновой мази, любимый плед близнецов и флакон успокоительного (для себя). В конце концов, имеет же она право взять что-то и для себя? Но она не помнила, чтобы брала молоко. Господи, как она могла забыть?!