Мы не можем опомниться. Наш трибунал в шоке. Вердикт окончательный и обжалованию не подлежит: виновен. Приговаривается к пожизненному заключению и десяти годам строгого режима.
В гнетущей тишине слово берет адвокат подсудимого. Раздается звенящий от напряжения мамин голос:
— По… по… позна… комьтесь… Это Пи… Пи… Пьер… Он… он… он… мне очень помог за этот месяц.
* * *
— Где здесь сортир?
Я хлопаю дверцей золотистой букашки-малолитражки.
— Где здесь сортир?
Спрашиваю всех — кто-нибудь да ответит. Иначе я не успею, честное слово. Не добегу.
Мама не отвечает мне. Она проверяет ручной тормоз. Тянет его на себя так, будто вырвать хочет. Глаза у нее ввалились: как-никак пятьсот километров она смотрела на дорогу.
Я не могу стоять, пританцовываю. Только бы никто не занял место, куда мне надо. Долго я не выдержу.
— Где здесь сортир?
Мне показали большой бетонный дом. Уж не знаю, дойду ли я — до него далеко.
Зажимаю руки между ног. Надо собраться с духом и бежать к этому бараку, к которому все идут спокойным шагом. Им-то не приспичило. Вот гады, займут место, а я не успею! Раз, два, три! Сгибаюсь пополам и бегу со всех ног.
А место занято! Там Жоржетта!
— Скорей!
Я колочу в дверь ногой.
— Скорей!
Она не отвечает. И не думает торопиться.
— Скорей! Я сейчас описаюсь!
Дверь открывается, и я понимаю, почему мне не отвечали. Из туалета, у которого я чуть не опозорилась, выходит моя бабушка.
— Прости, бабуля, я больше не могу терпеть.
У нас остановка. Мы сейчас будем обедать на автостоянке. Вот и мой крестный, он выходит из своей машины весь взлохмаченный. Поддергивает брюки. Потягивается.
— В таком темпе как раз к будущему году доедем. Ты не можешь побыстрее? — спрашивает он маму, а она и так уже еле жива от усталости.
Мама ополаскивает руки водой из пластиковой бутылки. Наклоняется, чтобы не облиться. Не отвечая крестному, поливает на руки Жоржетте. Закрывает бутылку. Идет к синей сумке-холодильнику и достает оттуда бутерброды, завернутые в фольгу, и пластмассовые судки — вчера мы вместе их наполняли.
— Ну? Ты можешь ехать быстрее?
Ну вот, он опять. На случай, если она не расслышала.
Мама чистит крутое яйцо. Протягивает его мне. Коринна держится в-стороне от всех. Со вчерашнего дня Коринна ни с кем не разговаривает. «Увидимся, когда вы вернетесь», — сказал Пьер маме возле наших чемоданов. Да, мы его еще увидим, кто бы сомневался. Коринне такие каникулы в лом. Месяц в вандейском лагере, две недели в городском, а теперь — в Италию всей семьей! «Она говорила, что мы поедем вчетвером, а не водиннадцатером!» Опять нас надули.