С этого момента Макс принялся за прежнее ремесло с усиленным рвением. Менни обрадовался и вздохнул с облегчением. Хотя его слегка настораживали новые альтруистические наклонности в характере Макса. Теперь едва ли не каждый богатый дом в Карадуре был навещен Лисом Акры. Он крал более чем достаточно, чтобы обеспечить себе и Менни безбедную жизнь, а все, что оставалось – распределялось через тайную сеть агентов между бедняками свободных зон. Менни решил, что пребывание на границе смерти пробудило в Максе склонность к щедрости. Макс не возражал. Он сузил круг друзей, надеясь, что оставшиеся не поддадутся искушению – как это случилось в прошлый раз – объявленная за него награда была велика. Чудеса, конечно, запрещены в Карадуре. Но это, безусловно, было чудо – никто из тех мужчин и женщин, кому доверился Макс, не предал его. Он знал, что предательства больше не будет. Его не может быть. Макс подозревал, что Лорды пришли к выводу, будто он забился в нору, опасаясь высунуть из нее нос. Пусть так и думают – это только облегчает дело.
Сейчас, прогуливаясь с Менни Вейном, он колебался, рассказать ли своему наставнику о том, что творится у него в голове. Его опять одолевали беспокойные сны. Сны о клейме – но теперь в них добавилось и кое-что еще.
– Менни, – сказал он. – У меня странное чувство.
– Что? – Менни вопросительно заглянул ему в лицо.
– Что, по-твоему, самое ценное в Карадуре? Менни в раздумье выпятил нижнюю губу.
– Ну, даже и не знаю. Все, что под сводами резиденций Кланов, наверное.
– Это не тот ответ, которого я ждал.
– Ну, так скажи мне.
Макс выдержал паузу, уперев руки в бока и глядя долгим взглядом на изящный пьедестал, где из последних сил слабо мерцал Алмаз Всех Времен в своем защитном стеклянном шаре.
– Я бы сказал, что самая ценная вещь в Карадуре – Бриллиант Шрена.
– И чего тогда было меня спрашивать? – Менни сузил глаза. – Ты к чему завел этот разговор?
– Я решил, что должен украсть его.
Менни захохотал, вытирая выступившие слезы:
– Отличная шутка! Стянуть Алмаз! Ты меня просто убил.
– Это не шутка, Менни, – тихо возразил Макс. Менни посмотрел на него, потом на Алмаз.
– Ты спятил, – сказал он. – Пошли, я должен позавтракать.
– Нет, подожди, я мечтаю об этом, я вижу это во сне. Каждую ночь, уже целую неделю. Я вижу его в своих руках, он превращает их в огонь.
– Ты живешь снами, Макс, – сказал Менни, – а я – желудком. Оставь сны в ночи. Пойдем.
Макс знал, что Менни чувствует себя не в своей тарелке, когда он заводит разговоры о снах, – «зов сна», как Менни это окрестил. Кроме того, старший товарищ боялся, что заключение в Грагонатте и неожиданный побег повредили разум Макса. Может, так оно и есть.