– Художник должен быть гоним! – декларировал длинный.
– Кто сказал? – усомнился в этой мысли приземистый.
– Толстой сказал. Не Алексей, а, конечно, Лев Толстой.
– Толстой, который Лев, а не Алексей, это авторитет! – вынужден был согласиться оппонент. – Но может, гонимый – это и хорошо, но могут загнать знаете куда? Куда Макар телят не гонял!
Бутылка была уже пуста, и оставалось одно – философствовать.
– Искусство там, где нищета! – продолжал длинный, а приземистый возразил задумчиво:
– А там, где богатство, там жизнь.
От неприятностей, свалившихся на нее за сегодняшний день, Лучане тоже захотелось выпить, она смело приблизилась к интеллигентам и услыхала последние слова:
– Где нищета, лишь там свобода! – провозглашал длинный.
– Свобода только в алкоголе! – выдал перл приземистый.
– Я тоже желаю глоток свободы! – сказала Лучана. – Знаю, в России это называется на троих. Я хочу быть на троих!
Мужчины подняли глаза на Лучану и тотчас, как по команде, опустили их.
– Понимаете, – забормотали они, – для нас это высокая честь… такая элегантная дама… но возникает, простите, финансовый вопрос…
Лучана сразу сообразила, в чем дело:
– Пожалуйста! Я… как это сказать… да, я угощаю! – добыла из сумочки и протянула долларовую бумажку.
Приземистый ловко выхватил ее, разглядел и восхищенно причмокнул:
– Десять!.. Если по сегодняшнему курсу… можно вусмерть упиться… Секунду, мадам! – и исчез.
А длинный пододвинул незнакомке колченогий стул:
– Прошу садиться! Как поживаете?
Лучана, однако, осталась стоять. Наверно, ей не понравился стул.
Вернулся приземистый, держа в руках бутыль с сокровенной жидкостью. Поначалу вернул сдачу, затем эффектным жестом фокусника вытащил из кармана бумажный стаканчик, протянул даме:
– Начнем, разумеется, с вас!
Налил ей до краев. Потом не забыл длинного и себя тоже не обидел.
– За свободу! – произнесла тост Лучана и единым махом, лихо опрокинула стаканчик.
Интеллигенты восхищенно переглянулись.
– Хорошо пьет! – от души воскликнул длинный. – Где учились?
– Закусить! – простонала Лучана.
– В наличии только корочка! – Приземистый протянул Лучане огрызок черного хлеба, Лучана жадно его сжевала и улыбнулась:
– Мама моего мужа была русская.
– Мама плохому не научит! – кивнул длинный. – Еще позволите?
– Спасибо, нет! С вами – это настоящая жизнь, прощайте! – Окликнула собаку: – Эй, безымянный, за мной! – и пошла куда-то.
Интеллигенты грустно глядели ей вслед.
– Вот ведь иностранка, а тоже человек! – оценил приземистый.
– А как вы думаете, – снова ступил на философскую тропу длинный, – Бунюэль пил?