– Ты когда прилетаешь?
– Завтра утром. Что-то случилось?
– Да. В общем, не пугайся. Та женщина, которая на портрете. Если помнишь… Она появилась.
– Ты уверен, что это она?
– Абсолютно. Я тебе больше скажу. Она сейчас у меня дома. Приезжай.
Глава тринадцатая ЧИСТАЯ ДЛИТЕЛЬНОСТЬ
В четырнадцатилетнем возрасте Дина узнала то, что ей вообще не полагалось знать. Она вернулась домой из школы раньше обычного и подслушала, как мать откровенничает с подругой-соседкой.
Дина разобрала не каждое слово, но успела уяснить главную сокрушительную новость. Её мама Вера Борисовна никогда не была ей настоящей матерью, а была неродной тётенькой, которая три раза выходила замуж, из-за женских болезней детей не родила, поэтому отыскала в каком-то приюте и забрала «вот эту красавицу» в мокрых пелёнках, подкинутую неизвестно кем. Красавица выросла умной и здоровенькой, но сразу видно – из чужой породы: неулыбчивая тихоня, бука, нежного слова не дождёшься… Дина подошла к зеркалу, чтобы потрогать свои щёки и глаза. За услышанной новостью вырастала непроходимая туманность, всё стало неправдой и тайной – все прошлые мамины слова, вот эта кровь на порезанном пальце, даже само имя Дины. И теперь уже никто не ответит, кто она такая и откуда взялась.
Однако, взрослея, Дина со временем привыкла к своей чужеродности и, в общем, не страдала от неё; наоборот, как-то совпала с ощущением собственной неопознанности, вплоть до тихого сочувствия тем круглым летающим объектам, которые летают сами по себе, а каждый вправе думать о них всё, что ему взбредёт на ум.
Из тогда ещё советского Крыма, где они жили, незадолго до московского путча Дина уехала на поезде в столицу, легко поступила на экономический факультет, а потом так же легко его бросила на третьем или четвёртом году обучения.
На своих общежитских подруг и сокурсниц Дина поначалу производила впечатление провинциальной дурочки, не знакомой ни с модой, ни со специальными дамскими хитростями, которые, по их мнению, и придают женщине так называемую изюминку. Наиболее искушённые говорили Дине: «Эх, я бы с твоим ростом и фигурой…» Она выслушивала их поучения со страшно серьёзным лицом, но явно не собиралась ничего менять. Носила поочерёдно два старомодных платья с фонариками и заплетала волосы в негустые косы, которые закалывала сзади, скручивая девчачьей короной или крендельком; на голой длинной шее аккуратная головка школьницы откуда-то из пятидесятых, да ещё высокие скулы и лёгкая восточная косина – получался такой резко подросший утёнок с монголоидными задатками.