Пастернак звал Мура (знал по фотографиям) – наполеонид. Маленький, своего еще нет, все – раса, тип.
«У меня есть теория. Красота есть отпечаток правды чувства, след его силы и искренности. Некрасивый ребенок – следствие отцовского преступления, притворства или терпеливости взамен естественной привязанности и страстной, ревнивой нежности. Несправедливость и горе в том, – что не я, виновник, а мой старший сын, неповинный в моем преступлении, обезображен веснушками и розовой кожей».
ПАСТЕРНАК Б.Л. Полн. собр. соч. Т. 10. Стр. 520 (письмо Б. Пастернака Жаклин де Пруайар).
Жененок строг к условиям, которые предоставляет ему отец. Он помнит много из того, что плохо характеризует отца.
Вот, выдавленный отцом за границу, но не взятый родными на постоянное проживание, он, как мальчик-с-паль-чик, возвращается с мамой в Москву. Боже, как Женя ждет чуда: Зина на своем месте, Борис встречает ее и сына – так мало кто чего-то ждет и об этом молится. Чуда не происходит, Борис («папа Боря») встречает и везет в их оставленный дом. Жене ясно, что там живет Зина. С чужими (Борису, отцу их родного сына) сыновьями и т.д. Все это ясно с первых моментов встречи.
«На столе нас ждал остывший ужин: картошка с селедкой».
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 363.
Это ужин, приготовленный Пастернаком и остывший, пока он был на вокзале, встречая берлинский поезд с Женей и Жененком («носильщик, такси…»). Зинаида Николаевна с детьми ушла на время встречи из дома и ужина не разогревала. «Некуда идти» было и Евгении Владимировне, и Зинаиде Николаевне. В свой дом (в свою комнату) Пастернак ждал Зинаиду Николаевну. В соседней Евгения Владимировна жить не хотела (не могла, конечно) – и «их повезли» (ее с сыном) в дом заставившего Пастернака жениться брата Сени. «Здесь нас первым делом сытно накормили».
Там же… Стр. 363.
Дети очень материальны. Хотя, напомнив эти подробности через много лет, как-то даешь понять, что кто-то знает свои обязанности, а кто-то – нет. «Хозяйством дяди Сени занималась Гитта». Это были родные брат и сестра
Евгении Владимировны, на которых точно так же, как на родственников Бориса, можно бы было рассчитывать, что они помогут ей «растить Женю». «Гитта <> перекармливала меня сладким до тошноты, несмотря на трудности с продовольствием».
Там же. Стр. 363.
По сравнению с папой – были благодетелями, по сути – откупались.
Пастернак тоже откупается. Но его куски, чтобы быть сладкими, должны быть не купленными за деньги, а – отнятыми у Зины и ее детей. Женя принимает и другие подарки, попроще, вернее, берет то, что ей полагается, но эти – приятнее. Это восполнение не прямого ущерба, а морального вреда.