Глава первая
…цкая. Осторожно, двери…
Я обвел вагон спокойным, не пристальным взглядом. Пассажиров оказалось немного, что и неудивительно в столь поздний час. На ближайшем ко мне сиденье – пенсионер в темных очках, похожих на токарные. Справа от него дремлет классическая «дама с кошелкой». Прямо напротив – парень с красным лицом, если не сказать «рожей», в очках с сильными диоптриями. Глаза за стеклами – как две бледные рыбины, взирающие на мир сквозь мутное стекло аквариума. Рядом – парочка тинэйджеров, явно гетеросексуально ориентированных. Он – выбрит под ноль, она – совсем наоборот. Еще несколько пассажиров теряются в уходящем в перспективу интерьере вагона. Ничего особенного, лишь в одном месте мой взгляд замирает, споткнувшись о чей-то внушительных размеров бюст, плохо замаскированный белым свитером.
Я сел по левую руку от пенсионера в очках. И уже спустя мгновение понял, что, совершил ошибку, но не пересаживаться же теперь! От пенсионера отчетливо пахло тройным одеколоном. По крайней мере именно таким я всегда представлял себе его запах. Ну да ладно, потерпим; это еще не худший аромат, с которым можно столкнуться метро.
Странно, старик-то не похож на алкоголика. Обычный пенсионер, одет в парадное: черный френч и штаны с лампасами. Если учесть еще эти токарные примочки – просто man in black на пенсии получается. И в лице, кстати, что-то от Томми Ли Джонса. Может, морщины? А еще у старика вся грудь в медалях. Плащик, наверное, специально не накинул, чтобы всем видно было: вот идет герой! Которому легче замерзнуть на ноябрьском морозе, чем остаться без внимания окружающих.
Меня такие почти не раздражают. До тех пор пока не затягивают свою вечную заунывную песню. О том, как хорошо им жилось при Сталине, при Брежневе… реже – при Горбачеве, и как плохо стало сейчас. Или о мизерной пенсии. Или о том, что нынешнее поколение сплошь состоит из наркоманов и моральных уродов. Правда, нынешним поколением старики считают скорее тинэйджеров, чем моих сверстников. Мы-то уже проходили в моральных уродах положенное время, успешно преодолели двадцатипятилетний рубеж, и теперь великодушно амнистированы. Но слушать постороннее нытье все равно неприятно.