Явился из комнаты муж. Дочь повисла на нем.
– Спаси! Мамка меня замучила. Она просчитывает вариантности жизни. Скажи ей, скажи! Мы живем без вариантов. Варианты – это не у нас. У нас судьба. Чет – нечет… Жесткий фатум… Карма… И так будет сто, триста лет… Пока не отмоем кровь, которой все залили по шею, по маковку… Господи, как еще?
Ну все что угодно! Но такое! Они же говорили о семейном, близком, печальном, они папочку-покойника вспоминают, особенности его характера, при чем здесь карма и кровь по маковку? А муж Ленку ласкает, по спинке гладит: «Успокойся, родная, успокойся! Ну, дурочка, ну…» И на Александру Петровну смотрит злым глазом. Она в нем читает: если вы, приходя к нам, будете доводить мою жену до истерики, то не ходить ли вам куда-нибудь в другое место?
– Она моя дочь, – сказала Александра Петровна этому глазу, но получилось это вроде невпопад. На мысленные слова надо мысленно отвечать, а то такое ляпнешь, что за всю жизнь не оправдаешься.
– Не морочьте себе голову разными кармами, – сказала Александра Петровна, идя к двери, – тоже взяли моду. И у кого? У нищей и голой Индии. Нет чтобы учиться у шведов или финнов. Посмотрите на себя в зеркало – мы европейцы. Цвет кожи, скелет… И вообще… Я читала про эти нирваны – опасная дичь. Сын моей знакомой, мальчик одиннадцати лет, где-то вычитал – у индусов! у индусов! – про наслаждение, что ли, смерти… И затянул себе петлю на шее. О матери он подумал? Каково ей? Так что читайте, читайте! Чет – нечет, фатум – статум… А жить надо чистоплотно и скромно…
Они смотрели на нее, как на ненормальную. Ну, во-первых, она вообще немногословна и если где и разойдется с речью, то уж не с детьми, конечно. Не хватало еще! Во-вторых, вид у Александры Петровны был подходящ! В процессе речи она почему-то расстегнула пуговички на кофточке, видимо, чисто нервно, и теперь они видели розовую комбинацию и черный лифчик с перекрученной лямкой и белое пятно, конфигурацией похожее на Черное и Азовское моря на карте. Азовское море Азовом – или Таганрогом? – упиралось под мышку и уходило в сумрак спрятанного тела.
Ленка бросилась застегивать мать, а та вроде ничего и не заметила, дала себя прибрать, продолжая осуждающе говорить и смотреть на зятя:
– У меня есть желание – побить вашу посуду. Потому что не могут чайники стать наполнением жизни. Я понимаю – книги. Соберите «Жизнь замечательных людей». Пржевальский. Антуан де Сент-Экзюпери… Мало ли… Или даже кактусы как явление природы, как разновидность флоры.
Дети не спорили. Стояли и слушали. Более того. Ленка кивала и повторяла: «Хорошо, мама, хорошо. Будет тебе флора, будет и свисток».