Веселая стая мурашек пробежала вдоль позвоночника ламии, и она набросила на плечи тяжелый халат мужа. Но тепла не прибавилось, и мурашки никуда не исчезли. Рийна чувствовала, как от всего происходящего в комнате веет самой настоящей жутью. Темнота в обеденной зале, пять огоньков свечей, чем-то напоминающих звезды во мраке ночи, мертвец, которого Фернан так долго считал своим лучшим другом, и четверо живых, решивших заглянуть за дозволенную грань. В мир смерти. Страшная сказка из далекого детства обернулась в одежды настоящего и стала реальностью. До сих пор Рийна не была уверена в том, что муж поступает правильно. У нее на данный счет было совсем иное мнение, но за годы, проведенные вместе, она привыкла доверять своему г'ьето тего. Ламия не удержалась и сжала руку мужа. Ей было страшно, но уйти оказалось выше ее сил. Врожденное любопытство и упрямство, присущее ее народу, приковало к месту.
— Ты уверена, что тебе это нужно? — Фернан словно почувствовал ее состояние.
— Не думаю, что это будет серьезнее абордажа пешханской посудины.
— Это хуже абордажа.
Кажется, ей не удалось его убедить. Голубые глаза смотрели пронзительно и испытующе.
— Со мной все будет в порядке. Честно. — В голосе Рийны проскользнули просящие нотки.
И она тут же почувствовала злость на себя. Только не сейчас! Не время быть маленькой девочкой! Не сейчас!
Маркиз сдался, задумчиво кивнул, приобнял ее за талию и больше не пытался выпроводить. Она благодарно прижалась к нему. Фернану поддержка нужна куда больше, чем ей.
Увидев мужа, после того как тот вернулся от профессора Гартэ, Рийна перепугалась до смерти. Очень редко ей приходилось видеть Фернана в подобном состоянии. Сторонний наблюдатель не заметил бы в поведении и внешнем виде сеньора де Суоза ничего странного, но она-то его знала не первый год! Ламия поняла, что случилось нечто страшное, по глазам. Там, в бездонном омуте цвета ясного зимнего неба, плескался целый ураган чувств. Ярость, разочарование, боль и… что-то еще. Она попыталась узнать, что произошло, хотела услышать хотя бы намек на тайну, содержащуюся в церковных бумагах, но он ничего не сказал. Лишь посмотрел, и все. И Рийна больше не решилась задавать вопросы. Понимала — все ее попытки разобьются о молчание и острые грани льда в голубых глазах.
— Я уже начинаю засыпать.
Де Армунг, свесив ноги, сидел на столе. Он отставил опустевшую бутылку вина в сторону, и его немного качало, а серые глаза в свете свечей маслянисто поблескивали. За сегодняшний день эта бутылка была уже шестой по счету.