А может, никто просто не удостаивался подобной чести? Улыбки китсуне…
— Первый из моего рода был создан из тумана. Поэтому нас и зовут Туманящими разум. Мол, вы его дети и создания. Я не спорю. Ведь так, в сущности и есть… Хотя сотворила нас Вечность из этого звездного молока, которое опускается на нашу землю по ее повелению и желанию. Белого-белого, что бывает только поутру. Всего пронизанного солнечными лучами…
Говорят, сама я к сожалению не знаю, хотя это и мой род, моя память, что Первый и сам мог становиться им. Туманом, в смысле… А может, он и был им? Не знаю. Да и никто уже не знает. Только легенды у нас если и остались.
А так… он был похож на всех, и в то же время — ни на кого. Он просто был.
Первый… Мы его иначе и не называем. Никто в моем роде. Хотя в каждой семье был свой Первый… или Первая.
А наш… Наш был… удивительным. И он никогда не жил во дворце или родовом доме. Ему ближе были мягкие напевы цитр и флейт, чем сплетни Великого двора. Его ненавидели за это. Презирали. Но ничего не могли с этим поделать. Селен был наш Первый. Не каждому можно силами с ним потягаться… Даже теперь, когда он ушел в вечное путешествие.
А еще он пел… Так, что хотелось одновременно плакать и смеяться. Потому что душа оживала в те мгновения, когда он брался за цитру или флейту и его голос, чистый и звонкий, взлетал под самые небеса…
Он мог заставлять китсуне плакать. Мы же этого почти не умеем. Не можем. Слишком часто носим маски. Слишком редко снимаем их. Даже перед родными, перед семьей.
А он умел вызывать на наших глазах слезы. Только… вот и врагов у него было много. У всех есть враги. А у тех, кто выделяется из общей толпы их еще больше. Впрочем, вы и сами это знаете не хуже меня… Вспомните хотя бы госпожу Генсо!
Первый же… Первый был мечтателем. Настоящим. Открытым. Не от мира сего, сказали бы у вас. И он никогда не носил масок. Не принимал их. Не признавал. Зачем скрывать то, что красиво? То, что подарили ему Вечность и Жизнь?
Вы бы, госпожа… с ним подружились. Наверняка. Уж больно он похож на вас. Был. Пока не ушел в Вечное странствие… Мы ведь не умираем как люди, моя госпожа… Мы уходим дальше… По Дорогам других миров…
Легкая, чуть грустная улыбка. Это просто память, потревоженная нечаянными словами-разговорами.
— Но говорят, что иногда, хотя с момента его ухода прошли тысячи лет, одинокий путник может услышать его песни… Высоко в горах на неизвестной тропе. Потому как то есть песни Мира… Которые он пел. Сама я не знаю. Но так говорят у меня в роду.
Старая-старая сказка… Так можно назвать поведанную историю. Потому как иначе и не скажешь. Потому что слишком много минуло, сгинуло в безбрежных реках жизни и смерти.