Мальчишки добрались до места, когда стало почти светло.
Бусый с Ульгешем добежали чуть вперед остальных, последнюю валежину они перепрыгнули разом, но зрелище двух серых теней, поднявшихся навстречу, заставило потомка Леопарда сбиться с ноги. Ну то есть на чернокожего мальчишку никто не собирался нападать, он не был врагом волков и Волков, но он не был и Волком, и оба зверя покосились на него так, что он счел за благо остановиться.
Бусого они встретили, точно любимого брата.
Когда валежину перелезли остальные подростки, слегка отставшие и задохнувшиеся от напряженного бега, Бусый уже стоял на коленях, с очень прямой спиной, и… безмятежно улыбался. Совершенно особой улыбкой, породило которую отнюдь не веселье. На его ладони, протянутые вперед, сквозь разошедшийся туман упал первый солнечный луч, и Волчатам на миг показалось, что руки парня источали собственное золотое свечение.
Ибо он их простирал над телом волчонка. Рядом лежала мертвая мать, жутко бесформенная, похожая на смятую тряпку. На волчицу с малышом рухнул кусок толстого сучковатого бревна, обломок дерева, никогда не виданного в здешних краях. Откуда приволок его Змееныш, из какого отравленного, напоенного злом далека?… Волчице повезло, она умерла сразу и не слышала жалобного плача сынишки. Острый сук воткнулся под правую лопатку волчонка и, словно копье, пронзил его насквозь, чтобы уйти глубоко в землю. И этот же сук остановил непомерную тяжесть чужого бревна, не позволив ему оказать малышу последнюю милость.
И волчонок еще жил, еще с болью и надеждой, с тихой радостью смотрел на родню. Бусый сумел даже на время облегчить его страдания, отвести боль, и неразумное звериное дитя решило, что теперь уж все будет хорошо. Наконец-то его нашли свои. Взрослые, умные, сильные и добрые родичи. Больше не о чем плакать, теперь его обязательно спасут. Неважно как, что-нибудь придумают.
Вот только мама не отзывается…
Пользуясь тем, что волки вроде бы больше не обращали на него пристального внимания, Ульгеш обошел кругом бревна, присел рядом на корточки, осторожно коснулся… Да-а, под рукой ощущалось совсем не то, что успела запомнить ладонь во время бега по лесу. Змеенышу понадобилось вывалить посреди суши топляк, умерший так давно, что все воспоминания о зеленой солнечной жизни успели захлебнуться темной мертвой водой… если и были они когда, эти воспоминания! Правда, изначально мертвых деревьев никто не видал, как им, мертворожденным, расти-то? Тем не менее Ульгеш сомневался. Он знал подобные топляки, что таились в стоячей непроглядной воде, как уснувшие крокодилы. Вздумаешь наступить, и нога не найдет опоры в осклизлом гнилье. Но, если надо защемить лодку или остановить плот, тот же самый топляк внезапно обнаруживает железную крепость. Все ножи затупятся, иззубрится лезвие топора, покуда перерубишь последний сучок…