— Добрый день, ваше великокняжеское высочество! — Явился пред светлы очи кавалера, гвардии полковника и прочая, как черт из табакерки, неизменно скалящий зубы Бекбулатов. — Как прошла аудиенция-с? Были ли допущены до ручки их величеств? Особенно ее величества… А до большего?…
Бежецкий предпочел не отвечать на скабрезности экс-гусара, и тот, поняв это, быстро сменил пластинку:
— Ну не хотите говорить — за язык не тянем. Просто хотелось…
— У вас ко мне какое-то дело, штаб-ротмистр?
Хотя по глазам Владимира Довлатовича ясно читалось, что сухость и официальность тона Бежецкого изрядно его покоробили, не тот это был человек, чтобы показать слабость.
— Ай, бачка начальник, ай мала-мала совсем! — цедя прохладную минералку из принесенного Кларой стакана, скоморошничал штаб-ротмистр, хотя в сузившихся глазах его сквозила опасная сталь. — Мала-мала делов до большого барина! Только вот эту папочку ему передать Полковника велела! — Бекбулатов резко выбросил руку из-за спины, и что-то тяжелое прошуршало по воздуху.
Бежецкий вздрогнул всем телом, когда на стол перед ним, сбив набок массивный чернильный прибор, шлепнулась и крутнулась несколько раз на полированной поверхности толстенная папка с хитрой застежкой.
— Извольте ознакомиться самым тщательным образом до послезавтрашнего утра — снова сменив тон и стиль, отчеканил штаб-ротмистр и, даже не кивнув, направился к двери. — Честь имею!
Александр, сам того не желая, снова, как в то памятное утро перед роковой дуэлью, почувствовал, как откуда-то изнутри, из неведомых, дремавшихдо поры, но разбуженных, на беду, темных омутов дворянской генетической памяти медленной, окрашивающей все в алые тона волной, поднимается ярость, подобная той, что раньше бросала, вопреки инстинкту самосохранения, из безопасной мертвой зоны под кинжальный огонь, выбивала в ледяной ветер пустого пространства за рампой военно-транспортного самолета, двигала рукой, вонзавшей штык-нож в чье-то отчаянно хрипящее горло…
Одним прыжком преодолев расстояние до двери, Бежецкий уже на пороге схватил Бекбулатова за плечо и рывком развернул к себе.
— Стоять, с…!
Бекбулатов с гаденькой ухмылкой легко, как скользкий уж, высвободился из железного захвата и выдохнул, будто плюнул в самое лицо Александра:
— Чего-чего-с, товарищ майор? Я что-то не расслышал, а?
Видя прямо перед своим лицом сузившиеся до предела, как амбразуры вражеского дота, угольно-черные глаза, Бежецкий почувствовал, как ярость постепенно оседает, уступая место точному расчету. Вот сюда, муть ниже левого глаза, а затем…