Колокола звонили денно и нощно, но Константинополь по– прежнему – уже около месяца – находился в осаде; черные дымы сгоревших предместий окружали его, вспыхивали пожары и в самом городе: русы метали огонь через стены, и им удалось устроить пожар в самом густонаселенном квартале Эксакионий; погорельцы, лишившись крова, метались по улицам, голосили, хулили небеса. Горели склады в квартале Псаматия, за стеной Феодосия, и нашлись такие, кто, пользуясь сумятицей, принялся растаскивать содержимое этих хранилищ: соль, зерно, сушеные фрукты, муку, амфоры с маслом, вино. Равдухи не справлялись с беспорядками. Когда флот русов неожиданно возник в пределах Константинополя, в город кинулись спасаться все кто мог, причем не столько почтенные и добропорядочные граждане, которые наивно рассчитывали отсидеться за стенами своих усадеб и укрепленных монастырей, а всякий сброд: разбойники с покрытыми струпьями лицами, бродяги, эргаты,[151] перебивавшиеся случайными заработками, а иногда и грабежом, нищие, юродивые, больные падучей, дезертиры, клятвопреступники, лихоимцы, шлюхи, бедняки всех мастей. И сейчас, когда основные военные силы Константинополя поднялись на защиту столицы, вся эта масса беженцев и преступников преспокойно творила бесчинства в самом городе. И это при том, что по приказу Льва неимущих и беженцев ежедневно кормили в странноприимных домах и монастырях.
Сперва в Палатии считали, что вполне смогут справиться с невесть откуда появившимися набежчиками– русами. И хотя тех прибыло великое множество, вера ромеев в неприступность стен Константинополя не позволяла им отчаиваться. Да и цепи они успели поднять, затворив Золотой Рог от вражеских кораблей. Когда базилевсу донесли, что предводитель русов Олег Вещий направил своего посланника с требованием переговоров, Лев пренебрежительно повелел казнить гонца, а его голову бросить в сторону ставших лагерем за стеной Феодосия русов. А потом…
Потом город оказался в кольце. Русов было слишком много, их корабли покрыли все море, только в бухту Золотой Рог они не смогли войти, не справившись с заграждавшей ее мощной цепью, которая была для их судов непреодолимым препятствием. Укрепленная на огромных балках и державшаяся на воде деревянными брусьями– поплавками, она запирала константинопольский залив, позволяя контролировать проникновение судов с моря. Цепь тянулась от башни Кентенарий на городском Акрополе через пролив к Галатской башне. Чтобы прорвать ее, требовалось пустить большой корабль с мощным тараном, а таковых судов у варваров– русов не имелось. Льву сообщил об этом херсонесский стратиг Иоанн Вогас, все еще пребывавший в Константинополе после отбытия печенегов, а также подтвердила Светорада, с которой Лев имел личный разговор.