Крепыш кивнул, словно это было само собой разумеющимся.
– Д-дакота, – сказал я. – П-поможешь Од-д…
Пауза. С легкой, едва заметной заминкой мой «телохранитель» склонил голову.
– Я тоже пойду! – на щеках у Гилберта выступил румянец, глаза блестели. – С вашего позволения, мессир граф.
Эх ты, мальчишка!
Я помедлил, кивнул. Ничего не поделаешь. Моя шпага с едва слышным скрежетом выскользнула из ножен.
– От-тлично, – свободной рукой я нащупал на поясе письмо, свернутое в трубочку. Протянул Гилберту. – Ес-сли н-найд-дешь Р-ришье, он т-тебя обязательно в-возьмет к-к себе. Обещаю.
– Приготовились, – сказал барон.
– Ушел?! – барон вскинул голову. Лицо заострилось.
– Ушел, вашмилость, – покаялся крепыш Одли, зажимая рану в плече. – Выродок какой-то, честное слово.
Я огляделся. Вечерело. Мы стояли на улице. Таверна выглядела взятой штурмом и разграбленной ордой варваров. Одиноко качалась вывеска. Стражники древками алебард сгоняли угрюмых окровавленных наемников в кучу. Их ножи, рапиры и шпаги были свалены на земле. Наемники смотрели зло и безнадежно. Наша атака заставила их отступить, а затем и местная стража подоспела. На земле, баюкая руку, замотанную в грязную тряпку, сидел человек. Почувствовав мой взгляд, он поднял голову – я вздрогнул. Кловис. Он посмотрел на меня равнодушно и отвел глаза. Я дернул щекой. Да, они насильники, бродяги, мародеры и никчемные люди! Да, почти все из них запятнали свою совесть грабежами и убийствами. Но когда-то я командовал наемной ротой и знаю, что у этих людей находится в нужный момент и настоящая честь, и настоящая храбрость. Так мне ли, Выродку, их осуждать?
Дакоты нигде не было видно. Гилберт стоял неподалеку, положив меч на плечо, и смотрел на бывших своих друзей. Глаза у него были странные. Привыкай, мальчик. Редко удается побыть на однозначно правой стороне. И почти всегда это пребывание связано с привкусом горечи.
Барон подошел ко мне, отсалютовал.
– Иероним фон Тальк. – Голос звучал глуховато, с едва заметным акцентом. – Благодарю за помощь, мессир…
– Г-генри Т-тассел, – назвался я, внимательно разглядывая барона. Лицо его было странно омертвевшим, неподвижным, как маска; следы недавно сошедших синяков – упал с лошади, может быть? Глаза глубоко посажены. Нос, похоже, недавно ломали – и лекари попались не самые удачные: сросся хрящ неровно, кончик носа смотрит немного влево. Впрочем, барона это не портило.
– Что с ними будет? – спросил Гилберт безучастно.
Барон пожал плечами. Со стороны мальчишки это была дерзость, но в такой момент многое прощается.