Проводя маленького Конрада по тихим и светлым залам, отец со знанием дела рассказывал ему о мастерах живописи и потом с гордостью показывал дома собранные им картины, заразив этой страстью сына. Что же, здесь тоже удалось найти кое-что приличное и, утаив от всевидящего ока эйнзацштаба Розенберга, занимающегося сбором художественных ценностей, с оказией переправить домой. Отец остался очень доволен и намеками сообщал в письмах о баснословной цене добытого сыном.
Невесты, невесты… Создастся добропорядочная немецкая семья, увеличится капитал, а но ночам все так же будет сниться пропавшая красивая племянница польского ксендза пана Иеронима, тревожа воображение несбыточными мечтами. Куда она тогда подевалась?
Бергер утверждал, что Ксения оказалась связана с русской разведкой. Наверное, он и отдал тайный приказ о ее немедленной ликвидации. Люди старого лиса прекрасно умеют обделывать подобные скользкие дела – потом и черти концов не сыщут. Может, прямо спросить у него о судьбе Ксении, но дождешься ли ответа? Только поглядит на тебя холодными глазами и больше подожмет тонкие губы, выказывая молчаливое недовольство учеником и родственником.
Надеяться, что Ксения осталась жива, теперь уже просто глупо, а живые должны думать о живых. Однако как трудно заставить себя отрешиться от воспоминаний, все забыть – ее улыбку, глаза, тонкие чуткие пальцы, случившуюся из-за нее драку в кабаре «Турмклаузе», где его здорово выручил Тараканов, оказавшийся агентом русских. Иногда кажется, что с того времени минуло не почти три года, а целая вечность, и словно закрылась наглухо тяжелая дверь, навсегда отделив его от Польши сорокового.
Вполне возможно, в нем все еще во многом говорит уязвленная мужская гордость, ревность, что девушка предпочла ему Владимира Тараканова. Оберфюрер в порыве откровенности однажды признался, что Ксения оказалась связной русского разведчика, но они скрывали это под видом любовной интриги. Кто знает, правда или нет, теперь не проверить. Бергер способен на любую правдоводобную ложь, чтобы скрыть истину.
Французы правы, говоря: когда не имеешь того, что любишь, любишь то, что имеешь. Вот и он, не зная раньше Ксении, любил многих – дочерей помещиков и чужих жен, певичек и дам полусвета, светских кокоток и актрис кино. Особенно хороша, как помнится, была танцовщица из людного гамбургского кабаре – Ингрид. Как у нее выходила нога из платья – обутая в изящную туфельку на каблучке, стройная, туго обтянутая тонким шелковым чулком…
Здесь тоже есть с кем провести ночь – в госпитале работают немецкие медсестры, а изредка удается вырваться в большой город, но все не то. Если бы он никогда не знал Ксении!