Овдовев, Сомпольский первое время погоревал – хозяйство приходило в упадок, разладился быт, – но потом потихоньку ожил и вспомнил про обещание кузена – неужто у него остались здесь люди, способные на убийство? Иначе с чего бы вдруг здоровой трезвой женщине утонуть, не заметив огромной, черной на фоне льда, полыньи? От таких мыслей делалось томление в груди и становилось страшно до икоты. Однако постепенно он успокоился.
Страна жила большими делами – в том большом мирe были Халхин-Гол и Финская война, полеты Чкалова и строительство Комсомольска-на-Амуре, воссоединение Западной Украины и Западной Белоруссии с братскими народами, знаменитые Магнитка и Автосталь, процессы троцкистов и спасение челюскинцев, а в маленьком мире Савелия Борисовича родился и окреп холодный расчет, возобновились ни к чему не обязывающие встречи с «дамами» под патефон и сладенькое винцо, которого он в рот не брал. Сказать, что Сомпольский не ждал кузена, нельзя – иногда появлялись незнакомые, судя по всему, проезжие люди, стучали в окно, оставались переночевать и жадно выспрашивали новости о заводе, обещая, что и Геннадий вот-вот объявится.
Появился тот в сорок первом, вместе с толпами эвакуированных. Придирчиво оглядев домик брата, скупо похвалил:
– Молодцом, но про баб теперь забыть. Дело делать будем. Час пришел, наше время настало.
Где устроился кузен, Сомпольский не знал, но частенько тот неделями оставался у него, не выходя из дому. Завел себе рабочий ватник, серые валенки с самодельными галошами, склеенными из старых автомобильных камер, рваный треух, и в этом одеянии неузнаваемо преображался. Попытки кузена диктовать Савелий пресек – сам набрался опыта и лучше него знал, что интересовало «друзей» Геннадия. А деньги у того были, много денег.
После поражения немцев под Москвой кузен на лето пропал и вновь объявился только поздней осенью – злой, похудевший, но довольный.
– Нормально, – жадно поглощая пищу, бурчал он с набитым ртом, – все нормально. Глупо рассчитывать свалить их за три-четыре месяца. Но мы свое сделаем так, что они всю жизнь не додумаются.
И опять пошло по-прежнему: исчезновения, появления, недельные затворничества. Савелий Борисович боялся, что кузен прячет рацию, но тот как-то со смехом объяснил, что отсюда до немцев не достанешь с портативной рации, да и не нужна она, когда есть надежная и отлаженная связь; радировать – дело других, а их забота – добывать данные о стали, броневых листах, характеристиках выпускаемых боевых машин.
Когда Геннадий пропал в очередной раз, Сомпольский сначала не встревожился, но потом случайно узнал от одной давней знакомой о неизвестном раненом, которого чекисты прячут в палате военного госпиталя, и сердце нехорошо ёкнуло – конец!