Бежать? Куда? Бежать ему некуда, и оставалось только молить Бога, чтобы кузен отдал ему свою грешную душу, и трястись от страха при звуке проезжавших под окнами машин и каждом стуке в двери – вдруг за ним, или, хуже того, пришли сделать то же, что сделали с Геннадием? Ведь его убрали свои же, то есть его… Тьфу, пропасть, запутаешься!
Почему-то чекисты казались ему в этой ситуации чуть ли не избавлением от неминуемой смерти – все же русские, а там как кривая выведет…
Вспоминая показания Сомпольского, Сергей Иванович брезгливо поморщился, подавив желание сплюнуть – зачем он выбрал себе такую профессию, где приходится иметь дело не с самыми лучшими людьми, копаться в кровавом дерьме измен, бандитизма, шпионажа? Не лучше ли было стать, например, школьным учителем: дети, светлые головенки над партами, высунутые от старания языки, испачканные чернилами рожицы, чистые души, которым еще неизвестно взрослое грехопадение и неведомы жуткие страсти…
Тоня спустилась по лестнице со второго этажа, и, пока она медленно шла вниз, Кривошеин успел разглядеть, как похудела девушка, отметить глубоко залегшие под глазами тени, запавшие щеки и почти восковую бледность лица. Поздоровавшись, она поправила волосы под косынкой и устало присела на деревянную скамью, жестом предложив Кривошеину располагаться рядом.
– Устала? – не зная, как начать разговор и удивляясь собственной робости в присутствии этой, в сущности, девчонки, спросил Сергей Иванович.
О чем с ней говорить? Начать рассказывать про Первухина, обещать устроить ее вновь на завод? Пойдет ли? Вон как упрямо закусила губу и уставила глаза в пол, выложенный кафельными плитками – квадратик желтый, квадратик красный, потом снова желтый…
– Устала, – эхом откликнулась Тоня.
Он уловил запах карболки и йода, исходивший от ее застиранного белого халата, запах риванола и каких-то мазей, – запах госпиталя и послеоперационных больных.
– Тяжелых много, – вздохнула она. – Бои большие были. У нас все койки забиты, даже по коридорам лежат. Что же во фронтовых-то госпиталях?
Кривошеин не ответил. Зачем его вообще принесло сюда: утешить, помочь, сказать какие-то необязательные слова?
– Может, помочь тебе чем? – он вытащил платок и высморкался, проклиная себя в душе за то, что неспособен найти для нее верных слов. Ну не выходит, хоть режъ.
– Достаньте мне пропуск в Москву, – повернувшись к нему, неожиданно попросила она.
– Вона, в Москву? – ошарашено переспросил Сергей Иванович. – К своему Антону хочешь ехать? Только там ли он?
– Нет, – помолчав ответила Тоня. – Некого мне больше попросить, кроме вас. Родные у меня там, устроюсь как-нибудь, главное, чтобы пустили. Не здесь же рожать? Куда я здесь с дитем, кому нужна?