– Выше знамена… – ревел из динамика большого приемника мужской хор, исполнявший «Хорста Весселя», и бравурная музыка, казалось, заполняла весь огромный кабинет.
Рейхсфюрер, лениво прищурив глаза за стеклышками пенсне, постукивал в такт пальцами по лежавшим перед ним бумагам. Губы его под усиками «щеткой» слегка шевелились, словно он неслышно подпевал хору.
«А почему, собственно, нет, – подумал сидевший по другую сторону стола группенфюрер Этнер. – Генрих тоже человек: жена, дочь, дом, заботы отца и мужа, почему он не может иметь обычных человеческих слабостей?»
«Генрихом» Этнер осмеливался называть рейхсфюрера только мысленно, и это, как ему казалось, помогало не то чтобы сравняться с ним, но по крайней мере видеть в Гиммлере товарища по партии, преодолевать свой страх при вызовах к всемогущему главе РСХА и всего СС.
Несомненно, сегодня речь пойдет о летней кампании – последние испытания на полигоне прошли весьма успешно, фюрер остался доволен, а Геббельс не преминул похвастать перед собравшимися подобранными им для радиопередач фанфарами, звучанием которых будет начинаться каждое новое победное сообщение с фронта.
Да, звуки фанфар действительно впечатляли, но группенфюрер все равно никогда не любил Йозефа Геббельса. Ему претило в нем все – внешний вид, привычки, многочисленные дети и даже его жена – Магда Геббельс. Почему? Альфред Этнер и сам не смог бы точно ответить на этот вопрос. Но ведь бывает же, что человек тебе активно не нравится?
Если рейхсфюрер вызывал в нем страх и уважение, а рейхсмаршал Геринг – брезгливые насмешки своими потугами псевдомецената и нувориша, то министр пропаганды просто был всегда очень неприятен, однако все это группенфюрер держал внутри, никогда и ни с кем не делясь своими мыслями. С кем здесь поделишься?
Не дослушав марш до конца, рейхсфюрер повернулся и выключил стоявший на тумбочке рядом со столом приемник. Повисла тишина.
Гиммлер пристально рассматривал ногти на руках и молчал, а Этнер чувствовал, как молчание рейхсфюрера с каждой новой минутой рождает у него всe большую неуверенность в себе и тоскливое ощущение собственной никчемности. Начали неметь колени и мерзнуть кончики пальцев, бросало то в жар, то в холод, и хотелось скорее услышать, зачем он понадобился всемогущему Генриху. Зачем? Пусть скажет, и тогда наступит облегчение, перестанет давить гнетущая неизвестность.
– Как дела у Бергера? – тихо спросил Гиммлер, и у Этнера сразу упал камень с сердца. Стало легко и спокойно.
– Завершена первая фаза операции «Севильский цирюльник», я запросил подробный доклад.