– Прожектора! – не помня себя, закричал он. – Немедленно включите прожектора на вышках!
– Нельзя, – потянул его за рукав обратно, внутрь канцелярии, дежурный, – заметят с самолетов. Хотите, чтобы и на нас скинули бомбы?!
– Бог мой, – провел ладонью по мокрому лицу начальник тюрьмы. – Тогда не выводите всех сразу, гоните по очереди, сажайте в грузовики и на станцию. Скорее, скорее!
– Как с блоком смертников? – спросил кто-то из охранников. Лицо не разглядеть в суматохе, да и так ли это важно?
– Их тоже, но в отдельный грузовик. Что вы стоите? – топнул ногой начальник тюрьмы. – Скорее! Это приказ начальника СС и полиции!
Ну и ночка сегодня, просто сумасшедший дом, а не тюрьма!
* * *
Грохот далеких взрывов поднял на ноги всех способных стоять узников камеры смертников. Где-то в стороне железнодорожной станции стонала земля, полыхало зарево пожара, и даже толстые стены тюрьмы слегка вздрагивали от обрушивавшейся с неба тяжести.
Сгрудившись у окна, заключенные пытались увидеть, что творится на станции, но, кроме зарева пожара и лучей прожекторов, ничего разглядеть не удавалось – мешали стоявшие напротив тюремные корпуса и высокие стены ограды.
Потом раздались крики в галереях, захлопали двери камер, заурчали во дворе моторы грузовиков. Грохотали по полу сапоги охраны, слышалось шарканье множества ног и отрывистые немецкие команды.
– Что это? – спросил один из заключенных, глядя на темный тюремный двор. – Неужели всех в Калинки?
«Конец, – подумал Семен и удивился собственному спокойствию. Наверное, перегорело все внутри, спеклось в огромный жесткий ком, не оставивший места страху. – Так ничего и не успел никому сказать, не успел передать тайну переводчика Сушкова».
Размазывая по лицу кровь из разбитой губы, грязь и слезы, неудержимо катившиеся из глаз, забился в истерике приведенный утром в камеру молодой парень. Он икал, всхлипывал, выгибался всем телом, колотился затылком об каменный пол, то рыдал, то безумно xoxoтал. Кто-то плеснул ему в лицо воды, и он сник, перестал дергаться, только нервно вздрагивал, сжавшись в комок.
Все молча ожидали, что произойдет дальше. Слобода хотел уже встать и сказать о своей тайне – чего уж теперь, когда они равны перед лицом близкой смерти, – но в этот момент распахнулась дверь и немец в черном мундире заорал:
– Быстро! Все на выход! По одному! Без вещей! Скорее, свиньи!
«Без вещей» в быту тюрьмы СД означало надежду на жизнь, и узники, подгоняемые охраной, начали выходить в коридор галереи, привычно поднимая руки за голову. Семен вышел третьим. Резанул по глазам яркий свет, отлично видно, как внизу цепочкой спускаются по лестнице заключенные из других блоков, проходя по живому коридору, образованному охранниками и солдатами.