А жрать чего, господа?! Где взять брюки, чтобы прикрыть наготу, где взять хлеба, чтобы умерить, хоть ненадолго, урчание голодного желудка? Враг тот, кто лишает тебя куска хлеба, крова над головой и одежды, а тот, кто все это дает – если не друг, то союзник. Интересно, что сейчас поделывают господа аристократы бывшей Российской империи, когда презираемые ими немцы оккупировали Францию[3]?
В конце концов, он теперь сам себе в единственном числе друг и самый надежный союзник: бывшие с ним ранее не простят службы у фашистов, здешние за это поставят к стенке, а сами хозяева не простят измены.
Наметанным взглядом Ромин прошелся по лицам и фигурам прохожих на улице – женщины, старухи, двое-трое мужчин разного возраста. Вроде непохоже, что за «ватником» тащится хвост, и это просто отлично! Так что, господин поручик, – кончим связного здесь или поведем во двор? Пожалуй, под лестницей такой заманчиво темный уголок, тихий, куда редко заглядывают, судя по скопившемуся там давнему мусору – может, прямо там и...
Он успел отскочить в сторону, когда мужчина в ватнике подошел к дверям подъезда – сразу оказаться с ним лицом к лицу было выше сил. Ухватив вошедшего за рукав, Ромин потянул его к темному закутку под лестницей.
– Все нормально? – облизнув языком внезапно пересохшие губы, спросил он. – Принесли?
– Да, – связной протянул ему туго свернутый листок. – Деньги привезли?
– Конечно, – беря левой рукой сообщение и опуская его в карман, ответил Ромин. Правую он сунул за отворот шинели на груди и, мгновенно выхватив пистолет, ткнул стволом в ватник стоявшего перед ним человека.
Выстрел прозвучал глухо, как негромкий хлопок в ладоши.
Лицо связного сразу приобрело удивленное выражение, и он начал медленно оседать на пол, полуоткрыв рот с побледневшими дрожащими губами. Ромин толкнул его глубже под лестницу, придержал тело, чтобы оно упало без стука. Сдвинув ногой ближе к стене серые валенки с галошами из автомобильных покрышек, он на секунду задержался, настороженно прислушиваясь, а потом распахнул дверь, ведущую во двор, и выскочил туда.
Осклизаясь на обледенелой тропке, петлявшей между черными от печной золы сугробами, сараями, тухлыми помойками, шустро побежал к забору. Вот он. Забыв про засунутые в карманы рукавицы, голыми руками, срывая от торопливости ногти, раздвигал доски, протискиваясь в лаз...
Выходя из второго двора, он едва заставил себя сдержать шаг – не стоило привлекать внимания прохожих. Опомнившись, натянул варежки и, стараясь подавить внезапно возникшую нервную дрожь, пошел по тротуару к вокзалу. Одно дело сделано...