Таня вернулась на третий день – грязная, усталая, она едва двигала ногами и шевелила губами, но глаза на похудевшем и еще больше заострившемся лице с конопатым носиком довольно блестели.
– Ой, а на дорогах немцев, – рассказывала она вылезшему из подпола Слободе, помогая матери разматывать на себе платки. – Наверное, новых пригнали, кругом торчат, и злые, ровно кобели цепные. Я уж хотела вертаться, да попались дядьки с Потылихи, на телегу взяли.
– Это кто же? – поинтересовалась мать.
– Долгушкины. Они в город на базар продукты везли, ну и я с ними пристроилась.
– Нашла? – не выдержав, перебил ее Семен.
Не то начнет сейчас трещать про деревенские новости, рассказывать во всех подробностях, чего видела в Немеже, перескажет все разговоры с неизвестными Долгушкиными, видимо, знакомыми и матери, а про дело либо забудет, либо скажет в самом конце, да и то если не уснет: вон, глаза-то у нее едва ворочаются. Сомлела в тепле и, добравшись до дома, почувствовала себя в безопасности.
– А как же, – гордо улыбнулась Танька. – Нашла. Все сделала, как велели, и Андрея спросила, и слова нужные сказала.
– Какой он из себя? – нетерпеливо перебил Слобода.
– Так, рыжеватый, – она пожала плечами. – Годов под пятьдесят, с бороденкой. Чаем из брусничного листа угощал, говорил, организму от него польза. Про вас расспрашивал долго.
– Про меня? – изумился пограничник. – Откуда же он меня знает?
– Вот, – Танька вынула из кармана листовку.
Семен взял, развернул и не поверил своим глазам – с большой тюремной фотографии на него смотрело его собственное лицо! Ниже немцы обещали две коровы и крупную сумму в рейхсмарках тому, кто укажет местонахождение бежавшего из тюрьмы и разыскиваемого властями опасного преступника Грачевого, или доставит его в комендатуру живым или мертвым.
– Даже в рейхсмарках, – слегка присвистнул он, пряча листовку. – Не поскупились. А как он про меня-то узнал?
– Дотошный, – устало опускаясь на лавку и с наслаждением вытягивая ноги, ответила Танька. – Я, как вы велели, сказала, что одному человеку с ним повидаться крайняя нужда, а он меня в дом, чаем угощать, ночевать оставил, чтобы в комендантский час не попала. Женщина там еще с ним живет, старая.
– Про женщину потом, – поторопил Семен. – Дальше давай.
– Ну, попили чаю, поговорили. Дядька Андрей такой обстоятельный, разговорчивый, выспрашивать любит. Пристал банным листом: что за человек, да откуда он, почему сам не придет, кто адрес указал? Я все отнекивалась – не знаю, мол, а он не отстает. Тогда я, как мы уговаривались, намекаю: товарищ ваш, у какого нога больная, подсказал. Он аж с лица сменился, но виду старался не подать и опять расспрашивать: где он сам, что с ним? Пришлось сказать, что вы с ним видались. Тогда он листок достал и показывает – этот, что ли, со мной свидеться хочет?