Камера смертников (Веденеев) - страница 170

– Где он листовку взял, не говорил? – насторожился Слобода.

– Они там на каждом углу налеплены, – глаза у Таньки закрывались от усталости, и она едва ворочала языком. – Завтрева он сам сюда придет.

– Кто?

– Дядька Андрей. Я ему дорогу обсказала. Обещал быть.

– Уходить мне надо, – поднялся Семен. – Нельзя ему было говорить, где я.

– Куда же ты? – встала в дверях хозяйка. – Темно уже.

– В лес, там пережду. Если немцы появятся, говорите, что ничего не знаете, а если он один придет, Колька за мной сбегает, – надевая пальто, ответил Слобода. – Так надежнее. А бумагу, что я дал, заройте.

– Я все не так сделала? – открыла глаза Танька.

– Ничего, – попытался успокоить ее Семен. – Будем надеяться, обойдется. Опыта у нас с тобой нету, а осторожность мы должны соблюдать. Время сейчас такое. Никому довериться до конца просто нельзя.

Колька вызвался проводить Слободу, чтобы знать, где потом искать. Вместе вышли на задворки, пробрались овражком к опушке, углубились в лес.

После тепла избы в лесу казалось страшно холодно от пронизывающего ветра. Да еще не оставляли мрачные мысли, от которых пробирал озноб, – а ну как девчонка хозяйки пришла не туда, или попала совсем не к тем людям? Мало ли что могло произойти на явке подпольщиков, пока Сушков сидел в камере смертников? Хотелось бы, конечно, верить в лучшее, но кто может точно знать заранее, как все повернется? Страшно оставлять приютивших тебя людей одних в ожидании возможной беды, однако самое правильное, что он сейчас может сделать – уйти в лес, чтобы не подвергать их еще большей опасности, поскольку защитить он все равно не способен.

Мальчик показал ему кучу валежника, под которой оказалось подобие сухой берлоги, закрытой почти со всех сторон сучьями. Наломав еловых лап, они застелили ими берлогу, и Семен залез в нее. Колька завалил его сверху хворостом и ушел, пообещав обязательно наведаться завтра и принести хлеба.

Съежившись на еловых лапах и спрятав лицо в поднятый воротник пальто, пограничник долго не мог успокоиться – идти ли завтра обратно в деревню, если прибежит Колька и скажет, что объявился Андрей? Как говорить с ним, если тот и правда придет? Казавшееся раньше таким простым – только попади на явку, – теперь предстало в совершенно ином свете, тревожило, да что тревожило, просто пугало, заставляя сжиматься от страха сердце. Наверное, надо было как следует все заранее несколько раз продумать, прежде чем сразу же поддаваться на показавшееся самым легким выходом предложение хозяйки отправить в город дочку. Поторопился ты, Семен, ох, поторопился!