Оставшиеся в живых партизаны сменили место лагеря и опять начали боевые действия, стараясь все время перемещаться, не оставаясь подолгу в своих временных лагерях и подыскивая безопасное и удобное место для зимовки. А с деревьев уже падал лист, вода в реках потемнела, заморосили нудные дожди, предвещая скорую стужу.
В такой-то вот пасмурный, ненастный денек и вывел на них карателей другой предатель – Ванька Тимофеенко. Партизаны отдыхали в старых сараях, стоявших около леса. Полицаи сумели скрытно окружить их и открыли бешеный огонь. Сараи загорелись, пламя жадно охватывало дощатые стены и соломенные крыши, удушливый дым забивал дыхание, ел глаза. Решили прорываться. Вырваться из кольца удалось только пятерым, в том числе и Семену.
Опять спас случай – полицаи приехали на телеге и партизаны выскочили прямо на нее, убили возчика и погнали к лесу. Уже когда въезжали в него, шальная пуля нашла Митьку Сверчкова, попав ему точно в затылок.
Через несколько дней, грязные, усталые и голодные, они пришли к связному в деревню Волчки. Дождавшись наступления ночи, пробрались к дому, стукнули в окно. Хозяин устроил их на сеновале, а утром в деревне появились немцы: как потом узнал пограничник, староста заметил в ночной темноте мелькнувшие тени и, выследив их, сообщил в комендатуру.
Сдаться партизаны наотрез отказались. В первые же минуты боя погиб связной, давший им приют, – он тоже занял свое место в строю с винтовкой. Вторым убили приятеля Семена – Петю Голубицкого, веселого черноволосого хлопца из Кривого Рога, потом убили Женьку Колодяжного, неунывающего одессита с множеством наколок на груди и руках – памяти о матросском житье-бытье на торговых судах Черного моря.
Раненый Слобода и второй партизан – Тимофей Морозов, тоже из окруженцев, – попали в плен. Избитых и окровавленных, их отправили в комендатуру. По дороге Морозов предпринял попытку бежать, и его застрелили, а пограничника привезли в районный городок.
И опять судьба оказалась благосклонной к лейтенанту погранвойск НКВД Семену Слободе, если, конечно, можно считать благосклонностью то, что он сразу не попал в гестаповскую тюрьму, а был отправлен в лагерь, расположенный рядом с городом. Однако в тех условиях это была только отсрочка, означавшая надежду на жизнь, а не долгую мучительную смерть в камере пыток. «Новый порядок» уже набрал обороты своей тупой и страшной машины уничтожения, и тюрьма – маленькая, старая, – оказалась переполненной до невозможности: люди, плотно прижатые друг к другу, стояли в камерах и двери их едва удавалось закрыть, поэтому партизана временно поместили в лагерь.