– Вы не боитесь стать новой жертвой банды из леса? – повернулся он к Дмитрию Степановичу. Тот немного смешался, но потом нашелся, как ответить:
– Я – бывший офицер. И у нас с большевиками свои счеты. А двум смертям не бывать, – как можно равнодушнее закончил Сушков, хотя внутренне весь дрожал от напряжения: неужели он вплотную подошел к выполнению полученного задания? Но зачем партизанам так нужен этот немецкий хозяйственник, зачем?
В тот же вечер ему выдали новое пальто, хромовые сапоги, костюм и паек. Дома он обнаружил, что кроме продуктов и табака в свертке лежала разноцветная круглая пачка французских презервативов «Дюрекс». Повертев, Сушков выбросил ее, сочтя это издевкой немцев...
Новый начальник, майор Бютцов, казался очень разным: то он беспечно и весело шутил, мотаясь на машине в сопровождении переводчика по предприятиям и складам, то сквозь зубы зло поругивал начальство, выражая недовольство его тупоумием и торопливостью, то болтал о литературе и искусстве, или философствовал:
– Что такое наша жизнь, дорогой Сушков? Все мы, жители старушки-Земли, по большому счету узники одной огромной камеры смертников, с бешеной скоростью несущейся в космическом пространстве неизвестно куда. Пора бы это осознать господам политикам всех стран и континентов. Что, границы? Чушь, специально придуманная для разгородок нашей общей камеры, чтобы мы не могли свободно перемещаться по ней, только и всего. Армии и войны тоже не нужны, от них одни убытки, правда, не всем. У меня дома, в Германии, приходит в упадок имение, а я торчу здесь, пытаясь наладить производство на заводах, взорванных большевиками при отступлении.
Странно слушать эти речи от немца, цинично, но здраво рассуждавшего о «бомбенурляуб» – краткосрочных отпусках для солдат, чье жилье разрушено английскими бомбардировками, о том, что войну начали Гитлер и Сталин, совершенно не спросив желания ни его, Бютцова, ни Сушкова, а теперь им приходится из-за этого страдать, поскольку если откажешься воевать – тебя заставят, и еще неизвестно, каким образом это сделают. Наверняка не самым лучшим. Но Дмитрий Степанович старался ни на минуту не забывать, с кем он имеет дело – с оккупантом, офицером немецкой армии, и не поддавался, не пускался в откровенности, ограничиваясь ничего не значащим рассказами-воспоминаниям о дореволюционной жизни в Петербурге и учебе в университете.
Бютцов аккуратно снабжал его продуктами, выдал ночной пропуск, а сам время от времени исчезал, уезжая один. Часто он встречался с разными людьми, и обо всех них Сушков старался сообщить Прокопу, так же как и о том, чем интересовался «хозяин».